Фарт - [101]

Зинаида Сергеевна поблагодарила. Снова помрачнев, Севастьянов помедлил и сказал:

— Вот интересная проблема. Мы, то есть я, например, в качестве цехового делегата, и вот Марья Давыдовна, скажем, должны бы вас уговаривать: «Зинаида Сергеевна, пожалуйста, переезжайте к нам. Работу дадим, уважать будем». Но не можем. Рука, как говорится, не поднимается. Москва — и Косьва!

Он прислушался к своим словам и покачал головой.

— Да, есть небольшая разница, — снисходительно заметил Иннокентий Филиппович.

Зинаида Сергеевна посмотрела на мужа, перевела взгляд на Севастьянова и сказала:

— Вашу проблему я разрешила. Я остаюсь здесь, в Косьве.

— Ну, зачем так говорить, Зина? — огорченно произнес Иннокентий Филиппович.

В его взгляде все еще проглядывала надежда, что Зинаида Сергеевна сейчас улыбнется и все обратит в шутку, в то же время он отчетливо понимал, что ее решение окончательное.

— Иннокентий Филиппович, довольно терроризировать жену, — решительно сказала Турнаева и обняла Зинаиду Сергеевну.

Иннокентий Филиппович развел руками, улыбнулся смущенно и поцеловал руку Зинаиде Сергеевне. Турнаева потащила их в зрительный зал.

В программе было еще одно отделение.

ГЛАВА XXXIX

В антракте произошли два события, которые произвели особенное впечатление на Веру Михайловну.

Она захотела пить и отошла от общей компании, направляясь к буфету. Тут ее перехватил Витька Шандорин, Борис скромно держался в сторонке. Из-за своей глухоты Борис мало что слышал из того, что происходило на сцене, но следил за всеми выступлениями с вниманием пристальным и напряженным.

— Тетя Вера Михайловна, — сказал Витька, нерешительно протягивая руку, но из деликатности не прикоснулся к Соколовской. — Я вот чего хотел сказать… Можно вас на одну минутку?

— Идем воду пить, — позвала его Вера Михайловна.

— Спасибо, не хочется.

— Идем, идем, там скажешь. Умираю от жажды.

Она взяла бутылку воды, налила Витьке и себе, и он, хотя только что отказывался, охотно взял стакан, оглянулся через плечо на Бориса — дескать, извини, тебя угощать не имею права — и стал пить.

Промочив горло, Вера Михайловна спросила:

— Ну, так что у тебя за дело?

— Тетя Вера, понимаете, какая штука… — Витька замялся, снова поглядел на Бориса и сказал смущенно: — Очень хочется учиться музыке. На пианине, или на скрипке, или на чем другом… У меня и слух есть. На пианине в три минуты могу подобрать любой мотив.

— Нужно говорить: на пианино. Это существительное не склоняется. А почему ты мне это говоришь?

Она строго смотрела на мальчика и, еще не осознав полностью, что́ именно в разговоре с Витькой вдруг взволновало ее, почувствовала, как забилось сердце.

— Как — почему? Вы музыкантша. И наша знакомая. Вы можете научить.

— Да кто тебя надоумил?

— Как кто? Никто. Ведь вы — музыкантша. Только сегодня об этом узнал. Даже ноты пишете. А мне ужас какая охота научиться музыке. Я еще маленький когда был, здорово любил музыку.

Вера Михайловна расчувствовалась. У нее на глазах даже слезы выступили. Смешно подумать: стоило сделать один шаг — и, оказывается, ты кому-то нужен со своим незаконченным музыкальным образованием, сразу начинают возникать какие-то неожиданные связи и отношения. И ведь вполне возможно, что Витька не последний, нуждающийся в ее помощи.

— Глупенький, — сказала Вера Михайловна ласково и положила руку на его плечо. — Я же не учительница.

Витька смущенно переминался с ноги на ногу.

— Может, вам неинтересно. А я бы слушался прямо не знаю как, честное слово! Хоть бы на кларнете научиться, что ли. Вон старик Прохарчев — музыкант. У них в семье все на чем-нибудь играют. Но какой он учитель!.. А вы даже ноты пишете.

И так неожиданно и приятно было признание мальчика, что возникла волнующая мысль: а почему бы в самом деле не организовать в городе музыкальную школу? Ведь нашлись бы в Косьве и кроме нее люди, которые смогли бы в такой школе преподавать, а желающих учиться наверняка было бы немало.

Она улыбнулась, помолчала.

— Это, знаешь ли, как-то все очень неожиданно, — сказала она. — Но я подумаю. Хорошо? Обещать ничего, конечно, не обещаю. Сразу такую вещь не решишь. Подумаю. Идет? Может, что-нибудь сделаем.

И не успела Вера Михайловна с каким-то просветленным сознанием отойти к своим, не успела рассказать, о чем попросил ее Витька Шандорин, как в фойе быстро вошла Катенька. Она двигалась так поспешно, вид у нее был такой решительный, такое напряжение чувствовалось во всем ее теле, что все находящиеся в фойе сразу обратили на нее внимание. Словно в безвоздушном пространстве прошла она сквозь толпящихся зрителей, быстро приблизилась к внезапно побледневшему Абакумову, и только тогда все заметили, что в руках у Катеньки патефон, сверток и под мышкой какая-то папка. Абакумов, видимо, почувствовал опасность. Он остановился, бессознательно попытался отступить, спрятаться за жену, потом опомнился.

— Ваши премии, ваши почетные грамоты… — негромко, но так, что все слышали, выдохнула Катенька и почти бросила Абакумову сверток и со стуком поставила патефон у его ног.

Инстинктивно директор подхватил брошенные вещи. Лицо его налилось краской, набрякло. Жена Абакумова растопырила руки, испуганно закудахтала: