Фараон и наложница - [39]

Нитокрис пребывала в состоянии печали, но она все же была великой царицей, наделенной исключительной способностью предвидения. Царице лишь на какое-то время удавалось забыть о том, что она женщина, но это длилось недолго, ибо сердце напоминало ей о муже, фараоне, и той, которая отняла у нее супруга. Что же касается той истины, что она царица, то от нее она не могла ни отмахнуться, ни хотя бы на мгновение пренебречь своими обязанностями. Нитокрис искренне решила спасти трон и сохранить его величие, оберегая этот символ власти от недовольного шепотка. Она не знала, пришла ли к этому решению благодаря одному лишь чувству долга, или же ею подвигали другие мотивы. Нашими мыслями всегда движут соображения, касающиеся тех, кого мы любим, и тех, кого ненавидим, ибо тайные силы влекут нас к ним, словно мотыльков на свет лампы. Сначала царица испытывала желание встретиться с Радопис, о которой она так много слышала. Но что это означало? Следует ли ей пойти к этой женщине и говорить с ней о делах Египта? Следует ли царице Нитокрис отправляться к танцовщице, которая продает себя на рынке любви, и просить ту ради ее мнимой привязанности удержать фараона от расточительности и побудить его вернуться к исполнению долга? Какая отвратительная мысль.

Царице надоело одиночество, на нее давили скрытые чувства и бесспорный долг отрешиться от молчания и длительного заточения. У нее больше не осталось сил терпеть. Нитокрис убедила себя в том, что долг велит действовать, сделать еще одну попытку, и она с удивлением подумала: «Следует ли мне действительно пойти к этой женщине, напомнить о ее долге и просить спасти фараона, не дать ему упасть в пропасть, к которой он устремился?» Сама эта мысль ввергла царицу в печальное и длительное смятение. Но ничто не помешает осуществить намерения царицы, ее решимость окрепла, словно бурный поток, который безвозвратно ринулся вниз и, пенясь, яростно устремился вперед. В конце этой отчаянной внутренней борьбы она сказала: «Я отправлюсь к ней».

* * *

Следующим утром она ждала, когда вернется фараон, и перед обедом взошла на царскую ладью и отправилась к белому дворцу на острове Биге. Она пребывала в унылом, близком к отчаянию настроении, ибо не облачилась в царские одежды и сердилась на себя за это. Ладья причалила на якорь у ступеней, ведущих к дворцу, царица сошла на берег, и ее встретил раб. Она назвалась посетительницей и выразила желание встретиться с госпожой дворца. Раб провел ее в зал для приемов. Погода стояла холодная, зимний ветер ледяными порывами гулял среди нагих ветвей, похожих на бальзамированные руки. Царица села в зале для приемов и ждала в одиночестве. Ее одолевали чувства неловкости и беспомощности. Нитокрис старалась утешить себя, твердя, что она поступает верно, если жертвуют своей гордостью ради высшего долга. Ожидание затягивалось, и Нитокрис с тревогой вопрошала себя, не заставит ли ее Радопис долго томиться здесь, как та поступала с мужчинами. Она почувствовала укол тревоги и пожалела о том, что так поспешно явилась во дворец соперницы.

Прошло еще несколько минут, прежде чем царица услышала шелест одежд. Она подняла отяжелевшую голову и впервые увидела Радопис. Не оставалось сомнений в том, что это была она, и царица почувствовала жгучую боль отчаяния. Оказавшись лицом к лицу с этой невероятной красавицей, она на мгновение забыла о своих бедах и цели визита. Радопис также была поражена красотой царицы, преисполненной спокойствия, и ее величественным поведением.

В знак приветствия они протянули друг другу руки, Радопис села рядом с величественной, но незнакомой гостьей и, обнаружив, что та склонна молчать, обратилась к ней своим мелодичным голосом:

— Считайте этот дворец своим домом.

— Благодарю вас, — кратко ответила гостья низким торжественным голосом.

Радопис улыбнулась и спросила:

— Не изволит ли гостья раскрыть нам имя своей благородной персоны?

Это был вполне естественный вопрос, но он вызвал у царицы раздражение, будто она не ожидала его, и ей не осталось иного выбора, как представиться.

— Я — царица, — спокойно ответила она.

Она посмотрела на Радопис, чтобы выяснить, какое впечатление на ту оставило это откровение, и заметила, как улыбка стерлась с ее лица, глаза заблестели от изумления, а грудь поднялась и напряглась, будто змея, подвергшаяся нападению. Царица не была столь самоуверенна, как внешне казалась, ибо ее настроение переменилось, когда она увидела соперницу. Она почувствовала, как у нее вскипела кровь и жгла все внутри, а душа переполнялась ненавистью. Обе встретились лицом к лицу, словно две соперницы, готовящиеся к смертельному поединку. Царицу переполняло чувство горечи, обостренное гневом и обидой. На мгновение Нитокрис забыла обо всем, если не считать того, что она взирала на женщину, укравшую у нее счастье, а Радопис тоже забыла обо всем, кроме того, что находилась перед женщиной, разделявшей титул и трон ее возлюбленного.

Столь напряженная атмосфера с самого начала пропитала их разговор гневом и обидой, придала ему досадный и яростный поворот. Более того, царица была недовольна тем, что соперница не прониклась уважением к ней.