Фантош - [20]

— Мы так и будем всё время в пути? — спросила Кахина. — И куда ведёт наш путь?

— Он раздваивается. Один — к тому, чтобы тебе стать султан-валиде, подругой правителя.

— Это не моя мечта, Халид. К чему говорить?

— Неправда. Если ты соглашалась слушать подружек, стало быть, тебе было приятно или хотя бы интересно в душе? Что бы ты хотела извлечь из такого супружества?

— Ох. Обратить мужа в свою веру.

Какую это, спросила она себя.

— Ты, наверное, ромейка-ортодокс? Так знай, что стоит лишь султану, эмиру и даже халифу скосить глаза в сторону твоей веры, как шейх-уль-ислам издаст фетву о том, что султан, духовный лидер всех муслимов в стране, впал в ересь. Назавтра же фетву возгласят со всех михрабов всех мечетей в стране. Конец моей власти. Ну и зачем? То, что ты из людей иной Правдивой Книги, то есть христианка или иудейка, не помешает нашему браку.

— Возможно, придаст романтику отношениям?

— Шариатский брак, никах, и в самом деле реалистичен. Для того, чтобы его заключить, я обязан буду щедро одарить тебя.

— И сколько же ты дашь мне в махр?

— Половину того, что имею. Хотя если жён будет четыре, придётся разделить. Да вы и не заметите, ручаюсь!

— Почему?

— Читала у Шекли, как заранее поделили космос на сектора? Вот мы двое стоим посреди моей земли — проведи линию параллельно горизонту и выбирай, что впереди. Моим же будет то, что осталось по ходу наших мехари. Можно и наоборот. Но если от ног моего верблюда провести четыре или восемь лучей, все равно они будут теряться в бесконечности.

— Я не жадна, Халид. Но всё равно хотела бы стать твоей единственной.

— Я могу объявить тебя единственной, Но кто тогда родит мне потомство, чтобы наполнить им землю? Если ты возьмёшь это на себя и не выполнишь — а ты не выполнишь — никах будет расторгнут, меня заставят сказать трикратный талак. Ты станешь от меня свободна и удалишься с тем, что тебе от меня дано. А тогда всё твоё достояние унаследуют не мои родичи и земля, а твоя земля и твои родичи.

— У меня нет родных, Халид.

Это была неправда, которая стала правдой на её губах. Отец погиб, мама за гранью иного бытия.

— Как это у тебя нет родни? Ты что, безымянный подкидыш и дочь лосося?

— Почему дочь лосося, Халид?

— Они опускаются по реке, чтобы выметать икру и погибнуть, а их безымянная молодь жирует на трупах.

— У меня есть родители.

Или были когда-то. Кахина слегка мрачнеет лицом.

— Это больше похоже на правду. Ибо каждый человек в родне со всем миром, — говорит Халид и хлопает своего мехари ладонью по загривку, отчего Акба срывается в иноходь. За ним — кроткая Инджазат. Корабли пустыни переваливаются с волны на волну, с бархана на бархан.

— Это один путь, — говорит Кахина, чуть захлёбываясь ветром. — А другой?

— Другой противоположен первому, но в них одна и та же суть. Когда мусульмане хотели покорить народ имохаг, они лишь потеснили его, благодаря усилиям нашей предводительницы, той, чьё имя ты носишь. Мы отбились и ушли путём травы.

— Что это значит — путём травы? Я понимаю — я сама так бы сказала. К пастбищам и изобильной воде, но не только.

— Говорят так: «Всякая травинка живёт в исламе». Есть закон, которому с радостной готовностью подчиняется мироздание. Мы всегда им жили. Поэтому никто из бывших завоевателей не возразил, когда мы сохранили первенство наших женщин и обмоты-лисамы, в которые вбита синяя краска. От того, что мужчины имохаг никогда их не снимают, кожа становится синей. От цвета наших лиц и рук нас именуют «людьми индиго».

И он запел, раскачиваясь в седле в такт монотонной мелодии:

— Белая верблюдица-мехари моя,

Прекрасная невеста моя,

Ты помнишь славу той, по которой названа,

Блюдёшь непокорство той, в честь кого названа,

Следуй по пути имени.

Память твоего народа не заглохла в крови,

Кровь не расточилась.

Обернись вспять по течению крови,

Обернись своей кровью,

Пусть она учит тебя.

Следуй по пути крови.

Все языки смешались в роду людей,

Когда они возвигли Вавилон народов.

Ты хранишь своё наречие,

Оно на груди и в груди твоей,

Следуй за дыханием своей груди,

За биением своего сердца,

Следуй по пути языка.

— Ты поэт, Халид?

— Разлука с любимой сделала меня дремлющим поэтом. Встреча с возлюбленной разбудила мой дар.

— Так ты меня любишь? Как такое может случиться?

— Как? Совсем легко. Представь, что помимо меня и тебя нет никого на земле Азавад.

— Это нашу планету так зовут?

— Имохаг хотели назвать этим именем своё государство на Земле. Я назвал так песчаный мир вокруг нас.

— Здесь что — одни пески?

— Мы с тобой сотворим горы и оазисы, прекрасные рощи, реки и озёра.

— Погоди, я не сказала, что люблю тебя, и не согласилась выйти за тебя замуж. Слишком я пока юна.

— Ты юна, — кивнул Халид. — Настоящая женщина имохаг не согласится на брак раньше своих тридцати. Но встречаться с мужчинами и женщинами имеет право и до, и после заключения союза. Иное считается неодобряемым, почти непристойным. Она хозяйка своего шатра, муж её занимает в нём место первого слуги и охранника.

— Так я буду хозяйкой шатра? Так мало — или так много?

Он не ответил. Но через некоторое время седло Инджазат оказалось порожним, Акба же оказался отягощён вдвойне. Что, впрочем, нисколько не было ему обидно.