Фантастика 2002. Выпуск 3 - [6]

И теперь я буквально лежал перед ним на тарелочке.

— Пожалуйста, отопри мне дверь, — сказало оно.

Я подошел к двери и взялся за спинку стула. Материя, когда-то бывшая зеленой, вытертая многими спинами, местами засаленная, местами торчат нитки, что мне делать?

— Ну открывай, открывай, — настаивало оно.

Я вытащил стул, и он брякнулся на пол.

— Можешь не отвязывать сетку, я выйду сам, — сказало оно. — До свидания, мой добрый друг…

Я вставил пальцы левой руки в дверь и решительно надавил правой. Боль была такая, что я заорал и почти оглох от собственного крика. Мои пальцы распухли и побелели и сразу же начали наливаться кровью. Но наваждение рассеялось. Теперь мне было не до гипноза. Я снова запер дверь стулом и прислонил пальцы к холодному металлу батареи. Иногда и зло бывает полезным, вот так.

Оно превратилось в копошащийся узел мелких змей и провалилось сквозь ячейки сетки. Змеи расползались во все стороны. Одна из них уже взобралась на стол и ползла ко мне, расталкивая боками карандаши при каждом извиве. Оно пугало меня, всего лишь пугало. Я не боялся этих змей — ведь ни при каких обстоятельствах оно не могло причинить мне вред. Это запрещала его мораль. Поэтому они, такие умники, и попадают в наши ловушки. Мораль — как факел в темноте: когда ты поднимаешь его, то слепнешь и не видишь того, что притаилось в ночи. При всем своем уме они не могут просчитать варианты нашего коварства. Потому они и незнакомы с коварством, обманом, предательством, лицемерием и глупостью — с теми простыми и удобными вещами, которые во все века убивали мудрых пророков и мессий. И кто знает — хорошо это или плохо.

Дмитрий Володихин ДЕСАНТНО-ШТУРМОВОЙ БЛЮЗ

2128 год.

Европа, спутник Юпитера.

364-й день условного года,

202-й день солнечного года, 11-й день юпитерианского года.

Танк в условиях Внеземелья — это длинный список проблем, нерешаемых даже в теории, но тем не менее счастливо решенных сумасшедшими фанатиками-конструкторами. Например, танк на Плутоне — нечто в принципе невозможное. Следовательно, лет через двадцать его точно построят. Танк на Марсе отличается от земного собрата совсем чуть-чуть: процентов на двести. Танк на Европе представляет собой золотую середину между марсианской и плутонианской версиями. То есть он должен передвигаться по сплошному льду при температуре —100 по Цельсию, стрелять, не отлетая при каждом выстреле на километр вперед или на два назад, не уноситься в результате близко случившегося взрыва от поверхности со скоростью, обеспечивающей превращение в самостоятельное небесное тело, — и это при силе тяжести, уступающей лунной…

Можно, конечно, подумать о летающем танке (его здесь называют «амфибией»). Но на Европе нет собственной атмосферы, поэтому все, хотя бы отдаленно напоминающее самолет или вертолет, отпадает по определению. На антигравы у правительства просто нет денег. Остается нечто летающее столь быстро, что способность долго и целенаправленно поддерживать огнем пехоту у него начисто атрофирована.

Значит, придется строить танк…

И это будет танк, устрашающий своим причудливым внешним видом даже собственный экипаж.

В гвардейской десантно-штурмовой бригаде полковника Шматова по штатному расписанию числилось 120 именно таких танков. И еще 300 единиц легкой бронетехники, 16 амфибий и 2288 человек личного состава. Бригада десятый час пребывала в состоянии полной боевой готовности. Над ее расположением в черном небе холодно сияло чудовищное пятнистое «солнышко» — Юпитер.

…На борту флагманского крейсера «Память Синопа» два консула Русской Европы решали уравнение с одной неизвестной величиной: объемом грядущих неприятностей. И как ни крутили, объем этот, то увеличиваясь, то уменьшась, все время выходил за рамки приемлемого.

Военный консул, адмирал Глеб Алексеев, настаивал на радикальном решении проблемы. Мол, драки однозначно не миновать. Второй, гражданский консул, премьер Владислав Мартыгин, пытался найти дипломатическое решение, но тщетно. Заранее обреченная игра: какую фигуру ни тронь, ход приведет лишь к ухудшению позиции.

— Слава, одной моей десантно-штурмовой бригады хватит, чтобы за один час — слышишь ты, за один час! — раскатать этот проклятый Центр до состояния ровного блина со сквозными отверстиями. Когда они начнут усиливаться, все станет намного сложнее.

— Час, говоришь ты?

— Это максимум. Вероятнее всего, достаточно сорока пяти минут.

— Вот пройдет этот час, Глеб, мы порадуемся вволю, а потом нас атакует весь флот Аравийской лиги. Что мы — против них? Я понимаю, у тебя отчаянные ребята и мы продержимся несколько недель… или даже месяцев. А потом? Глеб, ты же знаешь, у нас Рея и Европа, семьдесят четыре миллиона жителей на обоих планетоидах. Смех один. А у них — миллиард с копейками. Нас раздавят, Глеб.

— Патрон заступится.

— Допустим, Россия решится защищать нас всерьез. Только допустим, Глеб. Чисто теоретически. Потому что там могут решить, как им заблагорассудится. Конечно, Русская консульская республика — их детище. Но и марионетка.

— Ну-ну.

— Да, Глеб, как бы там ни было, а сейчас мы во всем зависим от патрона. Такой марионеткой, здраво рассуждая, в крайнем случае можно и пожертвовать.