Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I - [111]

С детских лет я усвоила, что не обжечься при встрече с ядовитой медузой можно, только если сграбастать её за купол, на котором нет стрекательных клеток. Проверено на себе! Неоднократно!

И я, не задумываясь – время иссякло, цейтнот, или пан или пропал – концентрирую последние силы, укрепляю их ненавистью, сдабриваю яростью, подпитываю гневом. И, извернувшись гибким телом первобытной охотницы, от мастерства которой зависит не только её жизнь, но и жизни соплеменников, подпрыгиваю над водой летучей рыбой, чтобы приземлиться всем своим не столь уж впечатляющим весом на краешек макушки медузьего царя.

Тот не ожидает кунштюка – изумлённо застывает, а я, пользуясь его ступором, проползаю вперёд по скользкой, будто намазанной жиром лысине и с визгом, напоминающим крик раненого, загнанного в угол хищного зверя, обрушиваю кулаки, пробиваю плотную защитную оболочку купола и начинаю рвать тварь.

Даёшь клочки по закоулочкам!

Царь медуз содрогается, пытается стряхнуть меня. Щупальца взмывают в воздух, разбрызгивая солёную воду, ударяют по волнам, Но меня им не достать! Физиология у гадины не та!

А я раздираю и рву, рву и раздираю этот мыслящий холодец, без брезгливости, без тошноты – да и не я это делаю, наверное… От каждого такого гребка внутри исполина вспыхивает огонь, и в это же мгновение – точно так же – откликается его войско. Иллюминация! Словно на празднике! Море сияет и шипит, пузырится и волнуется.

Я уже почти по пояс в теле этой мрази. Чувствую, как ей больно, как она боится меня – хрупкую, хилую жертву, которая дала ей отпор. Да хрен тебе, сволочь! Получи, сучёныш, получи!

Вычерпываю полными гостями медузий мозг – или лёгкие, или желудок, или что там у неё внутри. Швыряю сгустки в море, слышу, как плюхаются куски студня, проваливаюсь глубже – в средоточие осклизлых непрочных волокон, полусвязок-полухрящей, расползающихся под напором моих пальцев с длинными ногтями. Бульк! Шлёп! Бульк! – чарующая музыка!

Я с ног до головы в слизи, я внутри. Наверное, со стороны это напоминает рождение наоборот: младенец возвращается в исторгшее его чрево, брыкаясь, извиваясь и калеча утробу. Щупальца больше не молотят по воде, да и попытки стряхнуть меня, как паразита, с изуродованного купола слабеют.

Одна из багровых жил лопается, окатывая меня ядовитыми брызгами. Но забрызгавшая тело слизь защищает кожу. Только там, где слой смазки истончился, чувствую – щиплет. Пустяки, бывало и хуже!

Существо подо мной решает спастись на глубине и стремительно погружается. Набираю полные лёгкие воздуха, ухожу ко дну вместе с медузьим царём – насколько хватит? минута? чуть больше? – и продолжаю атаковать его рыхлое, почти не сопротивляющееся тело, которое, сотрясшись мелкой дрожью, внезапно разваливается на куски.

Мой крестовый поход завершён. Туша великана лопается, выпуская облако из пузырей, вместе с которыми я поднимаюсь на поверхность. Вижу, как тухнет свет внутри поверженного чудовища, а вслед за этим гаснут, как звёзды в предрассветном небе, хороводящие вокруг корнероты – один за другим.

Мир погружается во мрак, но я различаю светлые точки, пробивающиеся сквозь него. Звёзды! Звёзды! И хватаю ртом воздух, и молочу ладонями по тёплым волнам, и ору на полную катушку, торжествуя… И чувствую, как меня покидают последние силы.

А потом внизу из пустоты что-то большое, холодное, жуткое и живое касается моей ноги, и я, обречённо констатируя, что он всё-таки жив – жив, тварь!!! – смиряюсь, что партия проиграна, а второго шанса в игре с такими крупными ставками никто не даст. И теряю сознание, проваливаясь в беспощадное мокрое небытие.

7

– Сколько лет на море живу, столько раз эту байку слышу. Но, ребят, хотите верьте, хотите нет, первый раз сам, – честное слово, первый раз! – вижу, чтобы дельфин человека спас, – доносится издалека, словно сквозь бабушкину пуховую перину, мужской бас.

Он сливается с музыкой, ритм которой суетлив и нестабилен. Завывает то ли Шакира, то ли Агилера.

– Ловко он её вытолкал! К самой яхте почти. Хорошо, молодой человек у борта курил. И ведь заметил, хоть и пьяный!

– Я не пьяный! Я, как бы поточнее выразиться, чуть-чуть принявший.

– Совесть потерявший, козлина, – невидимая девушка передразнивает поддатенького – достоверно, талантливо копируя интонации.

Рассыпается смех.

– Сан Саныч, прибавь-ка скорости! Надо её в больничку побыстрее!

– Да я уже. Смотреть страшно, как бедолаге досталось…

– У меня мазь есть. Правда, она от солнца.

– Иди ты со своей мазью, Светка! Прокладку ей ещё на ожоги наложи.

– Кто же её так? Будто в кастрюле варили. С креветками. Долго…

– Да и цвет похож. Может, это женщина-креветка? Креведко-вуман?

Смех. Они смеются.

Я понимаю, что не надо мной. Это защитная реакция на страх перед непонятным, иррациональным – мы все так поступаем, столкнувшись с ним, всегда. Прячемся в домики и хохочем по углам. Я бы тоже повеселилась. Но не сейчас…

Сейчас нужны силы, чтобы не погрузиться в убаюкивающий мрак навсегда, целиком и полностью. Не увязнуть в нём, не стать бескостной и безмозглой, словно медуза.

И тогда я выныриваю из тьмы и открываю глаза.