Фантастические поэмы и сказки - [18]

Шрифт
Интервал

         подряд
приподымались
         количеством до́ ста
вооруженные
         до подошв,
лоб
         по графам размечен.
Птица упала
         с облака в рожь,
в обмороке
         кузнечик.
В атаку ли
          ринуться?
Ждать?..
         Наступать?..
— Прицел одиннадцать!
         Це-лик пять!..
Из-за кургана
вполоборота
выходят,
          баллонами
                       плечи сутуля.
Очередь грохота…
         Не берет пуля…
Пружиня в рессорах,
                          пулей не тронуты,
как ящеры
                    в проволочном лесу,
пошли — гипнотически — двигаясь — роботы,
свинцовые
                   лапы
                           держа
                                  на весу.
— Орудия… огонь! —
         шарахнулся взвод.
Шепот цепочкой: «Лечь…»
Но и снаряд
         отклоняется от
странно мерцающих плеч.
Идут,
расползается газовый запах,
идут
на гусеничном ходу.
Как паровозы на задних лапах,
идут,
несут беду.
Слизисто сиз люизит[6],
полполя дыханием выжгли.
Маску сжимая, шепчет связист;
— Телефонограмма…
Держитесь…
Вышли…
Сейчас… (захрипел).
Из Бобриков
         вылетели,
запрятавши в сталь
         дизелей сердца,
из куска монолитного
         будто вылитые,
топыря когти
         хватательных цапф,
сто самолетов.
Беда!
На морде у Робота рупор,
пулеметного речью
         орущий вокруг…
Ложится зарево
         на лица трупов,
на крючья хватающих воздух рук.
Вытянув клещи чудесной закалки,
шагают в рост колоколен.
Пунцовые!
В зареве!
Как при Калке!
Как на Куликовом!
Сквозь вихрь
         напролом
                   аэро стремятся,
звезда
         под крылом —
                комсомольским румянцем.
Самолет
         показался,
                         жужжа мириадами ос,
когти расправил,
         полетом
                        бреющим снизясь,
рванул одного,
         схватил на лету
                                и понес
когтями железными —
         Робота
                        в дымную сизость.
Ночь.
         Забилась в кусты перепелка.
И Робот гудит
                         в железной руке,
как летучая мышь
                           вися в перепонках
в белизне
                осветительных ракет.
А когти аэро
                       впиваются в латы,
как рука шахматиста
                                 хватает ферзя, —
напрасно!
              Идут и идут автоматы,
прожекторным светом
                                      качая глаза.
Их ноги
                хрустят
                          по мертвым и раненым,
уже показались
                      в горящем лесу,
ворочая тысячевольтными гранями,
свинцовые
                 лапы
                         держа
                                    на весу.
8
Остановилось метро.
Воздушна повисла.
Стали автобусы.
Ни одного пассажира.
Город застыл, полумертв.
И только, вытянув дыма перо,
аэро над городом мчится к сияющей пропасти
и на вокзале
татакает пулемет.
Уже
у магазина Смитса и Верндта
висит афиша:
«Правительство свергнуто.
Исполнительный Комитет».
На площади Мира
четыре трамвая лежат.
Мимо витрины шляп
провели арестованных полицейских.
Ночь пришла.
По звездам
прожекторы тянутся,
и, гильзами выстреленными соря, —
уже! —
занимают радиостанцию
вооруженные слесаря.
Уже ревком
                      добивает войну
и, дулом лоб кольнув,
уже говорят радисту:
                                   — А ну,
переведи волну.
«Маузера» у monsieur в висках:
— Давай-давай! —
Под надписью «Робот»
распределительная доска,
и тихо ворчит мотора утроба.
Товарищ
                в доску ткнул сгоряча, —
monsieur под маузером залихорадило.
— Не мешкать! —
                          и вниз опущен рычаг,
управляющий Роботами по радио.
И на фронте,
                        оступившись о траншею,
Робот мотнул
                        пневматической шеей.
Широкие пальцы
                         из никеля
скрючились…
                     и сникли.
Будто кровь
         подобралась под угли —
прожектора
         потухли.
Заворчав
         глухой утробой,
будто заспанный —
стал отваливаться Робот
         на спину.
Замолчал на морде рупор,
         замотались хоботы,
повалились
         к лицам трупов Роботы.
Помутнела линза глаза,
         искривились челюсти,
и последний
         выдох газа
низом тонко стелется.
Их радиаторы стынут.
И стынут
с подбородками-ямочками винты.
И уже мы стоим
на сияющих спинах,
наворачиваем бинты.
Утро легло
         лиловатою тенью,
и солнечный блик
         по Роботу — вскользь…
И птица
         села ему на антенну,
и суслик
         в ухо вполз.
9
К цветастым клумбам и траве
песочком тропок
приходит с лейкой в голове
садовник Робот.
Доспехом светя,
идет —
         быстрорукий,
на травку
         летят
распыленные струйки.
Подходят детишки, —
         Робот —
                            добрый —
дает им потрогать
         и локоть
                       и ребра.
По Москве
         в большом количестве —
ходят слуги
         металлические.
Вот —
         метлу держа в ладонях —
с тротуара ровного
пыль сосет
         высокий дворник,
весь никелированный.
Железный
         полон лоб забот —
пылищу
         вытянуть,
на лбу клеймо:
         «МОСРОБЗАВОД,
                    511».
Гуднули машины,
         пахнули булочные,
и Робот
         другой —
в стекле
         управляет
               движением уличным,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.