Фантастические поэмы и сказки - [14]

Шрифт
Интервал

             самокатки-салазки,
             самоплеска-весло,
             все, что снилось,
             мерещилось,
             виделось,
             чудилось,
             что мечталось,
             казалось,
             хотелось,
что ребятам на сон набаюкивалось,
что весной под Егорья дедами рассказывалось,
что слепцами на старых бандурах названивалось,
по мостам
                   к Замарашке
                                            пошло.
На подвешенной нитке и вдаль и вблизь
золотые жар-птицыны перья зажглись.
             — Несут, несут!
             Что несут?
             Ее несут —
             самобранку несут,
             расстеливши,
             твою!
             Рыжей рожью,
             пшеницей,
             земляникой в лесу,
             янтарем-ячменем дивно вышитую.
Шумит дерево, ветку набок оно!
— Познакомимся — Слива Яблоковна! —
Машет Золушке лист ладонями:
— Я капусты кочан, вырос до неба!
Разрыхляя черный ком,
             бороздища — лентой,
самоплуг пошел, о ком
             баяно в легендах!
Все правда одна, ничего не врем!
Над Золушкой, сказку листающей,
все небо развернулось самолетом-ковром,
ковром-самолетом летающим.
Из сказочной рощи,
из сказочной чащи
поющий,
звенящий —
к Золушке ящик!
— Что за ящик?
— Самогуды то, Золушка,
             вот они,
они, Золушка,
             нами сработаны!
Друг-товарищ
             меча-кладенца,
саморуб-топор
             низко кланяется:
— Если брови Золушки
             разлюблю,
все леса на колышки
             разрублю!
Катится к Золушке яблочко
по серебряному блюдечку:
— Ты ничего не видела,
вот тебе — Арктика, Индия! —
Яблочко удивительное,
яблочко — телевидение.
Посмотрела на блюдце — там синие брызги,
нам несут Замарашку на серебряном диске.
С плеч упала тяжесть-глыба,
камень крикнул: — Как же так? —
Затянула песню рыба,
удивленно свистнул рак.
Стали реки все слиянии,
луч простерся полосой.
Рассмеялись Несмеяны,
смех рассыпался росой.
Смех до слез — земля в росе,
солнце глаз касается,
и очнулись разом все
спящие красавицы!
А за солнцем, в небе чистом —
             синь стороной,
Замарашкин милый мчится
             на птице стальной.
Мимо облачных дорог
             издалёка,
как скворцовый говорок,
             дальний рокот.
Прямо с неба светлого
             зовет: «Люблю!» —
И вниз летит с рассветною
             звездой на лбу.
— Не солгал тебе скворец,
             помнишь, в сказке.
Садись, едем во дворец,
             в бывший, царский!
Кипарис густой
             в синь воздуха,
это мои и твой
             дом отдыха!..
Потянулись к Золушке чудеса,
дива дивные,
чуда чудные, чудеса!
Чу, десанты летят парашютные,
чудесальто вертят самолеты,
развернулась небес бирюза!
Чудесаблями — брови,
чудесахаром — губы,
чудесамые смелые в мире глаза!

ПОЭМА О РОБОТЕ (1934)

Здравствуй, Робот, —
никельный хобот,
трубчатым горлом струящийся провод,
радиообод,
музыки ропот —
светлым ванадием блещущий Робот!
Уже на пижонов
           не смотрят скромницы,
строгие жены
           бегут — познакомиться.
У скромных монахинь
           в глазах голубых
встает
           многогранник его головы,
никто не мечтает
           о губ куманике,
всех сводит с ума
           металлический куб,
кольчуг — алюминий
           и хромистый никель
и каучук
           нелукавящих губ.
Уже Вертинский
           томится пластинкой,
в мембране
           голосом обомлев,
и в «His Maisters Voice»[2]
           под иголкой затинькал
Морис Шевалье
           и Раккель Меллер[3]:
— В антенном
            мембранном
                          перегуде,
                                              гуде,
катодом и анодом
                                 замерцав,
железные
               поют
                        и плачут люди,
хватаясь за сердца…
           Электроды
                      в лад
           поют о чудах
                      Робота,
           свет наплечных
                      лат,
           иголка,
                      пой:
           «Блеск
                      магнитных рук,
           игра
                      вольфрама с ко́бальтом,
           фотофоно[4],
                      друг,
           о Робот
                      мой!»
И дочки пасторов
           за рукодельем,
когда в деревне
           гасятся огни,
мечтать о женихах
           не захотели —
загадывают Робота
           они:
           рукою
                      ждущей
           на блюдце
                      тронуты
           в кофейной
                      гуще
           стальные
                      контуры…
Все журналы рисуют
           углы и воронки
золотым меццо-тинто
           в большой разворот:
эбонитный трохей
           и стеклянные бронхи,
апланаты-глаза
           и желающий рот.
           Шум растет
                      топотом,
           слышен плач
                      в ропоте
           (пропади
                      пропадом!).
           Все идут
                      к Роботу,
           клином мир
                      в Роботе,
           все живут
                      Роботом!
1
Весь в лучах,
           игрой изломанных,
озаренный ясно —
тянет Робот
           из соломинки
смазочное масло.
Отвалился, маслом сытенький,
           каракатицей,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.