Фанфики - [13]

Однако и «ломать об колено» сразу — нехорошо. Надо дать им надежду. На то, что всё это ненадолго, что они старого, калечного, из глухих дебрей лесных явившегося Акима — перехитрят. Меня же они и вовсе воспринимали как смешное недоразумение: сопляк малолетний, только и годен леших по болотам гонять, городского обращения не знает, с отцова голоса поёт.

Перетерпят нас, да и вышибут. И будет как прежде: «у нас всё получится!».

Пусть и дальше так думают: поддержание необходимого уровня иллюзорности в окружающих — обязательный элемент управления коллективом. Переключим их внимание на новую проблему, сформулировав её в конструктивной форме:

— Первое, что надлежит сделать истинно верующему православному христианину — вернуть душу господина вашего из мира нашего, дольнего, в место, ему по воле божьей уготованное.

Как приятно говорит очевидные истины: никто и не вякает. Хочется вякнуть, а… не с чего.

— Это не злой бес, противу которого следует применять средства наисильнейшие, дабы отбить слуге Сатаны охоту к совращению людей православных, но душа мятущаяся, обеспокоенная. Её следует упокоить. Мирно и необратимо. Для сего, полагаю, надлежит три ночи подряд читать молитвы над гробом господина кречетника. А творить этот обряд надлежит Анне Дормидонтовне. Ибо забота духа об ней именно. И мне. Ибо дело сиё опасное, рисковое. А я, худо-бедно, с демонами всякими уже справлялся.

Ничего не вспомнилось? Конечно, ситуация — не вполне по Гоголю. Аннушка не тянет на панночку-ведьму. А я… льщу себя надеждой — не философ Хома Брут. «Мы-с семинариев не кончали-с». А вот три ночи с «деткой» в погребе…

«— Месье, у вас в постели была мёртвая француженка!

— Да? А я решил, что это живая англичанка».

Разберёмся. Главное: не заявилась бы какая-нибудь чёрная железная морда с криком:

— Поднимите мне веки!

Шахтёр-подглядыватель… Сразу вспоминается прейскурант из публичного дома:

«1. Секс — 10 тугриков

2. Подглядывание за сексом — 20

3. Подглядывание за подглядывателем — 30».

А пока туземцы мешают мне следовать русской классике. Хому на отпевание силком тащили, а эти наоборот, возражают:

— Не… На что нам… У нас свой поп есть. Пущай он и молится. Чего его, даром, что ли, кормят?

Попик несколько задёргался. Дела с демонами… явно — не его. На рукаве его рясы было видно пыльное пятно — славно я его в часовенке погонял.

— Это само собой. Псалтырь надлежит читать непрерывно все три дня. Поп это и сделает. При солнечном свете. А вот ночью… Вслед за душой мятушейся, по следам её, в мир земной могут придти и иные… сущности. Я ведь про демонов неспроста вспомянул. Однако же, коли хозяйка считает моё участие излишним, то позвольте откланяться.

Народ забухтел… разнонаправленно. «С одной стороны нельзя не признать, с другой стороны… и рыбку съесть».

— А плату какую за работу свою возьмёшь? А, боярич?

Решение — типичное. «Не знаю — что это и какая от этого польза, но… дорого».

— Плату? Плата будет такая: Акиму Яновичу, батюшке моему, надлежит устроить веселие великое. По случаю княжеской милости явленной, жалованной шапки боярской, гривны и вотчины. Своего места для празднования и нашего светлого князя чествования у нас в городе нет. Расходы-то мы оплатим. С лихвой. А вот место да обслуга — и будет платой. Что скажешь, Анна Дормидонтовна?

Фраза: «расходы — оплатим» произвела ожидаемое действие. Взгляды нескольких присутствующих несколько… расфокусировались. Казалось, в глазах у них, как в окошечках «однорукого бандита», бешено замелькали цифирьки:

— Гостей… сотни две… Не — три… поросят на стол… десяток… не — два. Каждый… ну пусть — по ногате… не — по три…. А битой посуды… и вдвое… или — втрое…

Вдовица, заслушавшаяся моих речей, быстро-быстро закивала. Потом опомнилась, оглянулась на стоявшую рядом ключницу. Но я воспользовался паузой, проистекшей от общего увлечения устным счётом и делёжкой шкуры неубитого медведя.

— Вот и славно. Тогда, Аким Янович, пошли вещи складывать да сюда перебираться. Мне бы ещё вздремнуть перед ночным-то бдением. А то… невесть кого судьба послать может. С той-то стороны грани. Надо с силами собраться.

Народ очень не хотел шевелиться. Манера: «и говорят в глаза — никто не против, все — за» — распространена на Руси чрезвычайно. Пробивается, как я уже не раз говорил, методом конкретной долбёжки. Конкретно берёшь конкретного человека и долбишь его конкретным вопросом. Типа как я дворника:

— Сними запоры с ворот, мы майно возить будем.

— Чегой-то? А… ну… да… давайте-возите. Как привезёте — я велю. Сразу ж и отопрём. А то ведь… покудова… может нынче и вовсе…

— Ты плохо слышишь? Сейчас. Снять. Запоры.

Я уже объяснял: дворник в боярской усадьбе — отнюдь не человек с метлой. Тот так и называется — подметальщик. А дворник — из старших слуг. Вот в таких, недобоярских вдовьих усадьбах — фактически шеф силового блока. Ещё может быть конюший, или псарь, или ловчий — если в господах мужчины. В полных боярских усадьбах — там дружины есть.

А здесь народ мирный, самые военные — сторожа, воротники. Вот местному силовику мозги и вправляю.

Вдруг стук-грюк-крик и с высокого теремного крыльца летит Аким. Спотыкается и падает носом в землю. Руками-то ему не опереться. А следом вальяжно спускается гориллоподобная ключница. И очень довольным, «плотоядным» тоном сообщает: