Фанфан-Капкан - [4]
— Не, на соперника.
Ну заинтриговал Феофан, мы извертелись на бревнах.
— Соперник-то кто? Человек, что ли?
— Человек, кто ж еще, — вяло махнул рукой Феофан. — Молодой я был, шальной. За Людой ухаживал, за женой то есть, бывшей, правда. — Он как-то торопливо сплюнул в костер, вздохнул. — Ну, а тут хмырь этот приехал, командированный, Стасик. К-ха… И за ней сразу хвост распушил, как тетерев. Я ему посоветовал: гулял бы ты, Вася, на все четыре, не то хвост выдерну.
— А он?
— Ну он петушком держится, видал, говорит, и все такое. С гонором, в общем. Ну, думаю, подкараулю. К-ха… А тут хлопотун наш, Ваня Мищихин, бригадир, кха-кха, посылает меня в суземок. Сядешь, говорит, на косилку. Да мне, говорю, нельзя, и все такое. Он: разговор окончен, сядешь! А это в лес, на неделю, не меньше, к-ха…
Феофан, когда начинал волноваться, все время подкашливал. Пару раз глубоко затягивался, щурился, хищно раздувал ноздри, из них валил дым.
— Ведь, думаю, поползет этот Стасик к Людке моей. А меня не будет. Как бы, думаю, его прищучить, чтоб неповадно было. Н-да… Думал, думал. Потом, ага, решил: отловлю его, как вепря на тропе, будет знать… Взял капкан волчий, седьмой номер, пару раз обухом врезал по пружинке, чтоб ногу сильно не повредило, и поставил на повети у Люды, перед дверью, сеном прикрыл.
— А почему на повети-то именно?
— Сам-то я через поветь к Люде пробирался все время, думал, и Стасик попрется туда же. К-ха…
Феофан заулыбался, замолчал, глядя на огонь.
— Дальше-то что, дальше-то? Попался он?
— Не попался, а попалась… к-ха…
— Кто?
— Люда и попалась. Утром пошла на поветь и — хлоп! Хорошо, в сапогах была. И то с перепугу крику было на всю деревню. Меня потом чуть не убила. Ничего себе, говорит, женишок. — Феофан швырнул окурок в огонь, вздохнул. — С той поры я и есть Фанфан-Капкан.
Мы с Серегой упали с бревен, долго катались, не в силах остановить смех.
Из-за угора, утыканного кривыми зубьями корявых елок, незаметно выполз и лег на море и на песок совсем еще по-летнему теплый вечер. Феофан с Серегой ушли в избу, наверно быстро уснули, потому что скоро затихли все шорохи.
А я долго-долго еще лежал на песке, вспоминал сегодняшний день и думал о Феофане. Я вдруг понял, что жизнь его здесь, в этом глухом углу, сродни подвигу. Тихому, незаметному, но подвигу. Вот сегодня чуть не погиб на наших глазах. И даже забыл об этом, и не говорит, и не вспоминает. Один-одинешенек. Рядом только медведь, которого зовут Васей. А рыбацкий труд, тяжелей которого есть ли что? Стоят в море юнды, их надо спасать от штормов, сушить, чистить, проверять… Да еще без напарника. Напарника вот не дали, сказали — и так мужиков не хватает. Тяжело ему, Феофану.
А Феофан, кажется, счастлив, нашел, говорит, здесь покой и волю. Кто знает, впрочем, рассуждал я, чем он определяется, тот уровень житейского благополучия, который смело можно было бы назвать счастьем? Говорят, счастье не в деньгах, а в их количестве. Но любого количества денег для счастья, наверно, все же мало, не хватит их для полного счастья. Хотя, может, это и не так. Каждому свое. Феофан же нашел свое счастье здесь, на пустынном берегу, в глухом уединении, в работе. Похоже, не врет, не лицемерит.
Потом в избе, когда я уже снял сапоги и начал устраиваться на ночлег, очень вдруг захотелось увидеть медведя Ваську, Феофанова приживальца и нахлебника. Я прокрался к окошку, приник лбом к стеклу и долго старательно вглядывался в густосумеречные очертания берега. Но Васька почему-то не пришел. Наверно, не привык еще к нам, к посторонним.
Сюрприз
— Можно зайти?
В дверях стоял молодой, лет тридцати пяти, мужичок, невысокий, рыжеватый, крепкий, по виду деревенский: лицо обветренное, рябоватое, подстрижен неровно. В левой руке смятый берет, в правой — портфель из кожезаменителя, потертый и тяжелый.
— Немного попозже, я сейчас занят, — сказал руководитель отдела.
— Попозже… это как, через сколько минут? — спросил мужичок. — Я ведь тоже тороплюсь.
— Минут десять — пятнадцать, можете? — руководитель отдела нахмурился.
— Ну попробую, — помялся недовольный мужичок и вышел.
— Вот же фрукт, — сказал сам себе руководитель отдела и выдвинул опять из стола ящик. Там лежал раскрытый «Огонек» с интересной публикацией. Было утро, первые полчаса он уделял знакомству с прессой. Все сотрудники отдела об этом знали и не лезли в кабинет, а тут приперся какой-то деятель из леса с портфелем.
Прошло минуты три, не больше, по крайней мере, так ему показалось. Опять стук, и дверь решительно растворилась. Руководитель отдела не любил решительно открывающихся дверей. От тех, кто их так открывает, всегда трудно отделаться.
— Извините, у меня теплоход, вернее, самолет, времени нету совсем.
Руководитель задвинул ящик: чтение придется отложить. Эхма!
— Ну что там у вас, какие проблемы?
— Скажите, ваша лаборатория занимается проектированием плотин?
— Во-первых, не лаборатория, а отдел, — поправил руководитель, недовольный еще и тем, что его такие вот посетители понижают в ранге.
— Прошу простить. Так ваш или нет?
— Плотинами, в частности, занимаемся тоже, что дальше?
