Фандом - [104]

Колени подгибаются, и охранники волоком тащат меня вперёд, словно мешок с картошкой. У ворот меня ставят на ноги. Выскочивший откуда-то парикмахер быстро проводит щёткой по моим волосам, заново красит мне губы и промакивает ватным тампоном веки, вытирая размазавшуюся от слёз тушь.

За стеной вещает пронзительный голос президента Стоунбека. Он произносит ту самую речь из канона. Только на этот раз он говорит обо мне.

– Дорогие друзья! Дорогие гемы! Добро пожаловать на танец повешенных! Сегодня на наших глазах казнят дефа номер семьсот пятьдесят три тысячи восемьсот одиннадцать. Это девушка, ночной деф, которая совратила невинного юношу-гема, внушив ему ложные чувства. Она пробралась в его сердце, чтобы похитить важные секреты гемов. Грязная шпионка! Она хотела разрушить нашу жизнь, свергнуть правительство гемов!

Толпа встречает его слова гневными воплями.

Стилист и солдаты отшатываются от меня. Я дрожу на холодном ветру перед неприступными металлическими воротами. От страха меня трясёт даже сильнее, чем когда меня выловили из реки. Сердце бьётся в груди, будто перепуганная птица в клетке.

Снова слышится голос президента:

– Итак, встречайте шпионку-соблазнительницу!

Ворота медленно открываются. Толпа за стеной замирает в безмолвии. Кусочек яркого мира гемов всё ширится перед моими глазами, и я даже улыбаюсь при мысли о том, что мой самый чёрный час наполнен такими яркими цветами. Гемы одеты в разноцветные платья и костюмы, их волосы блестят, идеальная кожа сияет. Однако все лица кажутся одинаковыми – симметричными, идеальными… и жаждущими возмездия.

В полной тишине я смотрю на нарядных гемов. Меня захлёстывает ненависть. Чувство куда более сильное, чем любовь. Кажется, ненависть волнами расходится от моего тела, как круги от камешка, брошенного в воду. Во мне проснулась та самая стальная матрёшка, и я будто надела доспехи, придающие мне сил.

Они хотят меня повесить? Пусть попробуют.

– А вот и она, дамы и господа. Осуждена по двум статьям. Виновна в государственной измене и в совращении гема. Жаль, что повесить мы её можем только один раз.

Толпа захлёбывается хохотом. Я медленно иду к эшафоту. Ненависть придаёт мне сил. Я словно слышу голос Нейта, который говорит: «Ты храбрая, Виола! Ты сможешь».

Не смотрю на верёвку, не ищу взглядом Эша в загоне для дефов. Мне нельзя сбиться с шага, надо помнить о главном – о моей цели. Стараюсь не вспоминать горящий вертолёт, упавший на эту арену лишь вчера, не думать о Нейте. Я просто смотрю в эти одинаковые злые идеальные глаза.

В толпе, у самого эшафота, стоит Уиллоу. На его лице странное выражение, что-то вроде страха, смешанного с любовью. Рядом с ним Элис нервно теребит цепочку на шее. И я вдруг понимаю, что Элис я ненавижу ничуть не меньше, чем гемов.

Палач уже на своём месте, держит руку на рычаге. Я знаю: мои воображаемые доспехи не позволят мне свалиться на пол – я выстою. Медленно поднявшись по деревянной лестнице, я встаю на люк в полу. Палач набрасывает мне на шею верёвочную петлю. Возможно, в поисках последнего утешения я стискиваю в кармане половинку сердечка с зазубренным краем – мой кулон. Дом, милый дом…

Президент снова что-то говорит:

– За совершённые преступления тебя приговаривают к казни!

Я отыскиваю взглядом Элис. Её глаза полны слёз, она то и дело вытирает лицо. Как, наверное, тяжело сознавать, что канон всё-таки завершится и ей придётся покинуть это забытое Богом место. Она и не знает, что дома до неё доберётся президент гемов и заставит написать нужную ему книгу. Я стискиваю челюсти, чтобы не застонать от боли в груди. Отведя взгляд, я вижу загон для дефов, и там, за решёткой, рядом с Эшем стоят Саскья и Кейти.

На лице Кейти написано страшное волнение. Она судорожно вцепилась в свои рыжие волосы, словно удерживая голову на месте. Встретившись со мной взглядом, она подмигивает, будто мы снова в классе и она слушает мой доклад о любимой книге. По лицу Саскьи текут слёзы. Оказывается, она очень красивая, когда не хмурится и не рычит на всех подряд.

Потом я смотрю на Эша. Жаль, что я не сказала ему правды. Не рассказала о «Комик-Коне» и параллельной реальности, об Уиллоу и Элис и обо всём остальном. Но больше всего я жалею, что не сказала ему о своей любви. Даже если нам суждено прожить наши жизни в разных мирах, не зная о существовании друг друга, я могла бы сказать ему правду и увидеть счастливый свет его голубых глаз.

Бьют барабаны. Точно как в каноне. Я поворачиваюсь к Уиллоу и жду. Сейчас он перепрыгнет через ограду, бросится на эшафот и крикнет, что любит меня. Барабаны бьют всё громче, всё быстрее. Вот сейчас… Но Уиллоу стоит совершенно неподвижно. Его руки дрожат, а глаза закрыты.

Моё сердце замирает в груди. Я даже представить себе не могла, что Уиллоу примёрзнет к месту. Если он не скажет нужных слов, если канон не завершится… Что тогда? Я, скорее всего, просто умру на виселице, а все остальные – Эш, Саскья, Кейти и даже Элис – исчезнут без следа.

Барабаны бьют, но Уиллоу не двигается с места. Его глаза крепко зажмурены, губы подрагивают, как будто он шепчет молитву. Возможно, ему надо было побродить ещё день с Розой по городу, чтобы действительно влюбиться в неё. Или теперь в его мыслях царит прекрасная Элис, а Роза ему не нужна? Или этот Уиллоу, мой Уиллоу, гораздо слабее героя из книги и фильма? Как бы то ни было, я проиграла. Из глаз у меня текут горячие слёзы. Я проиграла. Всё было бессмысленно и бесполезно.