Фанатка - [17]

Черт, полцарства хотелось отдать за разговор с Кристи! Но ее телефон молчал.

А четвертого января был экзамен по высшей математике. И я проспала. Со мной такое редко бывает. Прям такая жуткая трехэтажная сонливость напала. И я вырубила будильник, подумала, вот сейчас встану, прямо сейчас встану… А потом Регинка позвонила, из метро, ну, где мы все должны были встретиться, спросила сердито: «Ты где?» Короче, не помню, как из дома выскочила. Домчала до института (девчонки, разумеется, меня ждать не стали). Бежала и думала: «Ну все, если не успею, мне точно голову откусят». Просто, мы все разделились, ну, кто какие шпоры пишет. И я должна была в первой пятерке идти, так что…

В общем, взлетела я на третий этаж головного корпуса. В груди все жгло: наглоталась морозного воздуха. В голове, мельком так, пронеслось: «ну точно, блин, заболею…» И еще издалека я увидела своих. Вся моя группа стояла в конце коридора, причем, как-то странно, не так, как обычно: маленькими компашками, ну, грубо говоря, «по интересам»: зубрилки с зубрилками, красавцы с красотками, а всякие странные отщепенцы — вообще, сами по себе. Нет, тут все почему-то, независимо от «сословий» и «классов» сгрудились в одну кучу, стояли плотным кольцом. Ну, я подумала, в центре этого кольца — препод. Наверняка, вещает чего-нибудь по поводу экзамена. Но, оказалось, народ окружил Альбину.

Уже на подходе я услышала ее голос, слов не уловила, только тон. И тут, знаете, у меня сердце екнуло. Понимаю, по-дурацки звучит, как будто я бабуська какая-нибудь набожная. Но вот так оно и было, честно.

«…в общем, цветы мы сами купим, — говорила Альбинка, негромко так, но уверено, вкрадчиво, будто усталая от жизни многодетная мамаша. — Похороны в одиннадцать. В половине десятого собираемся на Киевской, кольцевой. И, народ, давайте без опозданий. Не в кино идем».

И я сразу начала повторять про себя: «Только не Кристи, только не Кристи…»

В общем, Кристинкины родители (ну, которые приемные) вчера вечером позвонили Альбине. Сказали, что и как. Попросили передать всем, кого она знает, с кем Кристи дружила, пусть приходят, попрощаются с ней. Сказали, самоубийство: из окна выбросилась. Пятнадцатый этаж. Гроб будет закрытый.

Я все это услышала, и повернулась потихоньку, и пошла. Дошла до туалета на первом, закрылась в кабинке, уселась там, на корточки или просто на пол, не помню. И сидела, долго, долго, долго. В общем, пересдавала потом математику с другой группой.

Мои девчонки решили, я заболела. Я и вправду заболела: в тот же день вечером горло все обложило, температура подскочила — без двух копеек тридцать девять. Но я не по этому на похороны не пошла. Просто не пошла, и все. Потому что помнила (мы год назад бабушку хоронили), как это все гадко. Не горько, а именно гадко, неестественно. Все эти отпевания. К чему оно вообще? А тут еще все институтские припрутся, будут дежурное горе изображать. Знаете, что Мишка наш потом всем рассказывал? «Бля, — говорил, — вапще… Мы эту, Кет, видели. Она так стояла, короче, ну, будто не с нами и не причем. И у нее мобильник вечно звонил. А потом отец ее, здоровый такой боров, короче, не выдержал, гаркнул: «Заткни ты на хер свой звонок!» А ей — по барабану, стоит, базарит с кем-то… Такая сучища, блин!..». А на Кристи ему (Мишке то есть), по ходу, с высокой колокольни было.

Я потом, где-то через неделю, на кладбище сходила. Даже выспрашивать не пришлось, что и где, девчонки в разговорах и без того всю нужную инфу выдали. Купила на все деньги цветов, не этих — дурацких траурных гвоздик, а таких, пушистых хризантемок. Поблуждала немного, пока ее могилку нашла: она ведь вся сплошь в венках была, в лентах, так что и креста с табличкой не видно.

Сначала я будто в ступор вошла. Как будто все чувства куда-то попрятались. Не знаю… вся эта напыщенная киношная ритуальность в мозгах закрутилась. Ну вроде того: «главная героиня в трауре, она преклоняет колени перед могилой и возлагает цветы…» Бред, короче. А потом я сама себя одернула, мол, не надо так. И потихоньку настроилась, отпустила себя, и мысленно попрощалась с Кристи. Рассказала ей, ну, про все, и про Кет, и про свои смехотворные планы, и про то, почему убежала, и трубку на брала. Сначала про себя говорила, а потом уже, наверно, и вслух. И даже не ревела, просто слезы будто сами собой катились.

Я тогда уже знала, что Кристи… Ну, что это она не из-за меня (не знаю, глупо или нет, но первая мысль, когда я узнала, была именно такой. Прям как кипятком ошпарило: это я виновата!). К тому времени, ну, когда я на кладбище пошла, уже только ленивый не знал, что с Кристи случилось, почему это она, вот так вот, из окна сиганула.

Потому что Кристи, в общем, она перед смертью позаботилась, ну, чтобы причина была обнародована.

Часть 7

Скандал этот еще долго не утихал. Такой, совсем грязненький, пошленький, как раз для бульварных газетенок. Особенно долго его пережевывали в нете. Прям отовсюду лезли эти дурацкие ссылки, типа: «Шок! Предсмертные откровения Кристины Самохиной!» (эта фраза еще ничего, нормально звучала, но были и другие — куда хуже, сплошная мерзость, даже озвучивать не хочу). И в нашем инсте еще целый год эта тема никому не давала покоя. Стала такой, универсальной, идеальной для заполнения неловких пауз, практически формальной, ну, как обсуждение погоды. Вроде того: «Че за фигня, опять снег! — Ага. — А завтра дубак обещают. — Да ладно? Хреново…» — вот в таком духе.