Фамильное серебро - [22]

Прошли годы. И немалые. Однако Наджиб Галяутдинович Богаутдинов, заведующий отделом экологии и биологии тутового шелкопряда САНИИШ, вспоминает Пояркова так, как будто тот только что вышел из кабинета:

— Поярков? Считаю его одним из крупнейших ученых мира по шелководству, его теоретические разработки стали обоснованием многих наших теперешних исследований. Что бы мы ни делали, ни говорили — ссылаемся на него. Он первый применил против простейших температурный режим, до него с паразитарными заболеваниями почти никто не боролся. Теперь его ученики на основе биометода разработали технологию! Это единственное в своем роде предприятие — Ошский гренажный завод!

…У моста через Ак-Буру, рядом с корпусами известного на всю страну Ошского шелкокомбината им. ВЛКСМ — неприметная деревянная арка гренажного завода. Запыленные ворота. Несколько одноэтажных построек под сенью громадных туркестанских тополей, какие-то навесы в глубине пустынного, покатого к недалекой речке двора. В одном из этих домов работал Эраст Федорович. Обычно для него освобождали директорский кабинет, в нем Поярков на время опытов и обосновывался. Александр Иванович Хаханов, заведующий лабораторией физиологии САНИИШ, знал Пояркова с 1939 года, слушал его лекции. А в 1948 году, в должности младшего научного сотрудника получил задание провести на Ошском грензаводе ряд исследований по биометоду, в частности, выявить, за счет чего происходило обеззараживание грены. С тех пор, а времени прошло немало, поездки в Ош и командировками называть как-то неловко — второй дом, хоть переезжай совсем. Да и сделано немало. Тогда, в 1948 году, на заводе пебриной была заражена каждая вторая партия грены, а ведь завод снабжал греной всю республику. Вот уже восемнадцать лет, как у них не было ни единого случая заболевания, а по качеству коконов они прочно обосновались на первом-втором месте по Союзу — не шутка. Конечно, они далеко ушли от «прописей» Пояркова, в которых было много нерешенного и условного. Он, например, предлагал многократный нагрев коконов, по 16 часов при 34 градусах, а они остановились на однократном, зато при более высокой температуре, при сорока градусах, поскольку фагоцитоз, то есть пожирание ноземы лейкоцитами, происходил при таких условиях более энергично. Подобный режим ставил перед пебриной и другой биологический барьер — лизиз, то есть разрушение спор. Они решили вопросы освещения, вентиляции и влажности воздуха, не менее важно было установить и то, в какой из 12 дней своей жизни куколка более всего «расположена» пройти сквозь чистилище термокамеры. Да, все это надо было сделать. Фагоцитоз против одноклеточного — такого наука еще не знала. Теперь они получают множество писем, приглашений на всяческие совещания и симпозиумы, и все же началом была «пропись» Пояркова, какой бы теперь условной она ни казалась.

Пояркову мало кто поверил, когда он обратил внимание на выздоровление шелкопряда при повышенном температурном режиме. Но вот ведь в чем дело, им тоже не верят, хотя завод по новой технологии работает уже более пятнадцати лет при самых отличных и ровных результатах. Парадокс! Они одни, все другие заводы ведут гренаж по методу, предложенному еще Пастером, то есть в XIX веке! Косность? Рутина? Как-то им удалось испытать новый режим на Ферганском заводе. Получили грену, грена прошла государственные испытания, и все же ферганцы отказались от биометода, сами об этом чрезвычайно сожалея. Причина? Самая простая, грену никто не брал, ее с трудом реализовали, а все дело было в предубеждении, в том слухе, дескать, термичный гренаж вызывает физиологическое угнетение, и кокон поэтому будет неполноценным. Когда-то такое опасение имело под собой почву, при первой «обкатке» биометода вместо трех коробок грены получали всего лишь полкоробки, но ведь это когда было! Уже к 1953 году режим был усовершенствован настолько, что с физиологическим угнетением было покончено, и после опубликования разработок на всесоюзном совещании было принято решение о широком внедрении биометода в производство… В 1960 году в Азербайджане от пебрины погибло 25 тысяч коробок грены. В 1968 году пебрина появилась на Ленинабадском грензаводе, всю грену пришлось сжечь, убыток составил 600 тысяч рублей, но и это ничему не научило приверженцев целлюлярного гренажа. Да и только ли в этих убытках суть? Когда приходит страда, в жаре и в духоте цехов сотни людей вынуждены заниматься кропотливой, однообразной и никчемной работой, от которой открытие ученого освободило их еще треть века назад. Заводы бедствуют, не так-то просто найти такое множество свободных рук на столь кратковременную работу, и это повторяется из года в год, хотя рядом, у всех перед глазами всем доступный и известный пример ошан. Может, оттого ошане и горят еще большим стремлением сделать свой завод поистине образцовым, во всем созвучным последней трети двадцатого столетия. Они любят свой завод, но и недовольны им, он лишь приспособлен к новой технологии самыми кустарными, домашними способами, смекалкой и изворотливостью заводских умельцев. А им нужен новый завод. Они его уже видят. Биометод позволяет механизировать, автоматизировать весь процесс, за исключением, может быть, всего лишь трех операций!