Фальшивые червонцы - [77]
И снова возникла у них длинная напряженная пауза.
Старик был смущен возникшей неловкостью, прятал глаза, без надобности перекладывал с места на место немудрящий свой инструмент. Видно было, что идет в нем какая-то внутренняя борьба, что хочется ему сказать нечто очень важное, глубоко затаенное, и не хватает для этого решимости.
Гость, в свою очередь, выдерживал характер, не торопил. В конце концов Николай Дмитриевич отважился:
— Думал я, товарищ Ланге, обойтись без казенного вмешательства, надеялся на суд божий, да, видно, никуда не денешься...
Голицын вздохнул и решительно вытащил из настенного сапожничьего шкафчика тоненькую тетрадочку в мягком коленкоровом переплете.
— Вот, полюбопытствуйте, ежели желательно. Это дневник бедного Иннокентия Иннокентьевича... Крик отчаянья, можно сказать, настоящая человеческая исповедь.
— Как он попал к вам?
— Сам забежал с ним, сам Иннокентий Иннокентьевич. Перед смертью своей, за день либо за два. Просил меня принять на сохранность, никому без его ведома не показывать...
— Стало быть, опасался держать дома?
— Похоже, что так и было. Взволнованный заскочил, чем-то огорченный, в растрепанных чувствах. Да вы почитайте, все сразу поймете, без слов...
Исповедь Иннокентия Замятина, как и положено предсмертной исповеди, была откровенной. На многие вопросы, интересующие Александра Ивановича, дала она исчерпывающие ответы, над многими тайнами лицейского подполья приоткрыла завесу.
«Они лишили меня доверия, они считают меня созревшим для предательства, — писал Иннокентий Замятин на последней странице своего дневника, и Печатнику не нужно было догадываться, кто обозначен под этим «они». — Боже правый, какая нужна злоба, какое человеконенавистничество, чтобы обычное чувство сострадания к ближнему возвести в степень измены! Но измены чему? Разве гнусное глумление над беззащитной жертвой является эквивалентом рыцарства и чистоты помыслов? Разве палаческие забавы стали для нас высшей доблестью служения России? Нет, не верю! Пусть меня убьют, пусть меня распинают заживо, но я не верю и никогда не поверю! Права Глашенька, когда говорит...»
Что говорила ему Глашенька, Иннокентий Замятин не дописал. Не успел этого дописать или не смог. Торопливые нервные строки круто обрывались на половине листа, а далее была смерть от руки подосланного убийцы. Смерть всего лишь за сомнение в правоте дела, которому служил курьер тайного советника, его секретный агент «333».
Все целиком подтверждалось, все было в точности так, как предполагал Александр Иванович, стараясь найти разгадку таинственного «самоубийства» на Фонтанке.
Иннокентия Замятина направили в Ревель, к доктору Сильверстову, воспользовались для такого экстренного случая парголовской линией связи.
Из Выборга, на пароходе «Уутсу», он добрался до места назначения и в кафе «Палас» встретился с представителем антикоминтерновской лиги.
Передал тому слово в слово выученное наизусть сообщение, недоумевая про себя, с какой стати проявлен столь повышенный интерес к какому-то никому неизвестному Константину Угренинову. Задание было выполнено, и он решил возвращаться обратно.
Вместо Выборга курьер тайного советника очутился в глухом лесу под Усть-Нарвой, совсем рядышком с советской границей. Жестокая казнь чекиста происходила на его глазах, и подробное описание этого преступления одичавших беляков заняло в дневнике Иннокентия Замятина несколько страниц.
«Умер он молча, стиснув зубы и ничего не сказав. Кривоногий подручный доктора, с самого начала распоряжавшийся пытками, выхватил с матерным ругательством револьвер и трижды выстрелил ему в грудь. Это были выстрелы бессилия, выстрелы в мертвого человека. Кривоногий пытался изобразить себя победителем, но все поняли, что упорство комиссара не сломлено».
Строчки эти жгли сердце Печатника, заставляя снова и снова вспоминать Костю Угренинова. Живого, а не распятого озверевшими палачами, с тихой застенчивой улыбкой, каким он всегда останется жить в памяти своих товарищей.
Решающее объяснение с тайным советником пришлось вновь отсрочить.
Прежде требовалось взять себя в руки, малость успокоиться. Эмоции для разговора с господином Путиловым были бесполезны и даже опасны, нужна для этого максимальная собранность.
И факты нужны. Точно выверенные факты обвинения. Вот тогда он запросит пощады, хотя и гордится в душе своей исключительной выдержкой. Непременно запросит, не должен составить исключения из правила.
Фактов было достаточно. Но еще оставался нерасколотым орешком «смуглолицый в клетчатом пальто», ближайший сподвижник тайного советника, начальник его штаба.
Этот, надо полагать, надеется, будто следствию ничего о его делишках неизвестно, будто алиби у него крепкое, непробиваемое. В дневнике между тем сказано немало обличающих Шильдера слов. Есть, кстати, фраза, недвусмысленно выводящая на след убийцы: «Сегодня Мишель Ш. грозил мне в открытую».
Чем грозил? Смертью, конечно, беспощадной расправой лицейского подполья, которая и не замедлила разразиться, навсегда заткнув рот «неудобному» лицеисту Иннокентию Замятину.
Допрос ближайшего подручного тайного советника Александр Иванович решил сопровождать очными ставками. Так было верней и надежней — пусть не воображает себя непробиваемым.
Документальные повести ленинградского прозаика «Битая карта» и «Гороховая, 2» посвящены героическим дням петроградских чекистов.Переиздание произведений приурочено к 70-летию создания ВЧК.
Двое друзей — бывший виллан Жак из селения Монтелье и обедневший арденнский рыцарь сир Робер де Мерлан наконец-то стали полноправными членами ордена Святого Гроба, одного из наиболее могущественных тайных орденов крестоносного братства.Теперь, выполняя волю Римского Папы Григория Девятого, Жак и Робер в составе отряда рыцарей отправляются с некой секретной миссией в Багдад, чтобы тайно встретиться с наследниками великого Чингисхана. Речь пойдет о сокровищах Повелителя Вселенной…Но враги не дремлют и каждый шаг героев будет оплачен кровью…«Рыцарский долг» является продолжением уже известного читателю романа «Рыцарь святого гроба».
Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)
Густав Эмар — признанный классик приключенческого жанра, романист с богатейшим опытом морских путешествий и опасных экспедиций в малоизученные районы Африки и Южной Америки. Он командовал пиратской бригантиной и томился в плену у индейцев Патагонии, и эти приключения писателя-авантюриста отражены в десятках блистательных романов, которые читаются на одном дыхании.В сборник вошли два романа Густава Эмара.Первый, «Поклонники змеи», — о зловещем культе Вуду, о магических обрядах и кровавых ритуалах гаитянских жрецов, которые выступили с оружием в руках против белых поработителей.Второй — о противостоянии белых поселенцев и техасских индейцев, возглавляемых отважным и жестоким вождем по прозвищу Черная Птица.Издание подготовлено по тексту 1898 года.
В пятый том Собрания сочинений известного французского писателя Гюстава Эмара входят романы «Золотая лихорадка» и «Курумилла», продолжающие цикл романов о приключениях Валентина Гилуа и его друзей.
В повести описывается промежуток с конца 1919 г. по конец 1921 г. на фоне окончания Гражданской войны в России. Человек, мало что помнящий, бежит из Москвы за страшное злодеяние, которое он случайно совершил против вождей Революции. Беглец был членом партии большевиков, но теперь ему вынесен смертный приговор и отсрочить его исполнение возможно только на Юге, где еще цепляются за последние клочки земли белые. Постепенно открывается предыстория беглеца, оказываются замешены потусторонние силы, стоящие за противоборствующими сторонами, высокая политика и простые человеческие судьбы, которые оказались раздавлены жерновами Революции.
«Люди и нелюди» – это первая часть романа «Проклятый род». Действие охватывает реальные исторические события: борьбу донского казачества с Крымской и Ногайской ордами, Ливонскую войну. Однако главные герои романа не царь Иван Грозный, не король Речи Посполитой Стефан Баторий и даже не лихой разбойный атаман Иван Кольцо, а простые казаки, истинные защитники Отечества и православной веры. Это повествование об извечных человеческих страстях, пороках и добродетелях, особо ярко проявляющихся в эпоху великих перемен.