Факундо - [11]
Я не знаю, есть ли где-нибудь в современном мире тип объединения столь чудовищный, как этот. Он абсолютно противоположен римской муниципии, где все население проживало на небольшой территории и оттуда отправлялось обрабатывать окрестные поля. Там существовала крепкая социальная организация, и ее благотворные результаты чувствуются до сих пор: они подготовили современную цивилизацию. Наша организация напоминает старинную славонскую слободу[78], с той лишь разницей, что та была земледельческой и потому более поддающейся управлению, население не было разбросано по таким необозримым просторам, как у нас. С другой стороны, она отличается от кочевого племени, где лишь начинают появляться зачатки общества, ибо племя не владеет землей. Наконец, в ней есть что-то подобное феодальному обществу средневековья, когда бароны жили в своем поместье и оттуда объявляли войну городам и опустошали селения — но здесь не хватает барона и феодального замка. Если власть возникает в сельской местности, она неустойчива, демократична, не наследуется и не может сохраниться надолго, поскольку отсутствуют горы и укрепленные позиции. А отсюда следует, что даже дикие племена пампы имеют лучшую организацию для нравственного развития, чем наши сельские районы.
Но особенно примечательно для подобного общества — в том, что касается социального уклада,— его сходство с древним миром спартанцев и римлян, хотя в остальном существуют и коренные отличия. Свободный гражданин Спарты или Рима взваливал на своих рабов все тяготы повседневной жизни, хлопоты об обеспечении средств существования,, сам же беззаботно проводил время на форумах, рыночных площадях, предаваясь исключительно заботам об интересах государства, мира,страны и борьбе враждующих партий. Пастушеская жизнь дает те же самые преимущества, и тяжкую роль древнего илота[79] здесь играет скот. Стихийный рост поголовья создает и бесконечно умножает богатство, вмешательство человека излишне, его труд, его разум, его время не нужны для сохранения и увеличения средств существования. Но если руки его не нужны для обеспечения материальной стороны жизни,, то нерастраченные силы он не может использовать, подобно римлянам: у него нет города, муниципии, нет человеческого объединения, а потому нет основы для какого бы то ни было социального развития; не будучи объединенными, землевладельцы не имеют общественных потребностей, которые они стремились бы удовлетворять, словом, не существует respublica ( республика (лат.)[80].
Моральный прогресс, духовное развитие, не заботившие ни арабские, ни татарские племена, здесь не только никого не волнуют, но и невозможны. В каком месте построить школу, где получали бы знания дети из семей, разбросанных в самых разных направлениях в десяти лигах друг от друга? Таким образом, цивилизация неосуществима во всем, варварство нормально[81], и спасибо, если домашние обычаи хранят скупые представления о морали. Религия страдает от последствий разобщенности, церковный приход существует лишь номинально, амвон не собирает прихожан, священник бежит из одинокой часовни или развращается в бездействии и одиночестве; пороки, продажа церковных должностей, обычное варварство проникают в келью и делают моральное превосходство священника элементом наживы и тщеславия, и в конце концов он становится каудильо, возглавляющим свою партию.
Собственными глазами наблюдал я однажды сельскую сцену, достойную первобытных времен, предшествовавших организации церковной службы. В 1838 году в горах Сан-Луиса я попал в дом одного землевладельца, два любимых занятия которого составляли чтение молитв и игра в карты. Он построил часовню, где днем по воскресеньям сам служил молебен, отправляя вместо священника службу, которой долгие годы люди были лишены. Это была картина, достойная Гомера: солнце садилось, стада овец, возвращающиеся в загоны, наполняли воздух тревожным блеянием; шестидесятилетний хозяин дома, человек с благородными чертами лица и белизной кожи, которые свидетельствовали о принадлежности к чистой европейской расе, с голубыми глазами, просторным открытым лбом, начинал молитву, и ее подхватывали дюжина женщин и несколько парней, чьи еще не вполне объезженные кони ожидали на привязи у дверей часовни. Закончив молебен, он с усердием благословил всех... Никогда прежде не приходилось мне слышать ни столь пылкого, полного такого благоговения, такой твердой веры голоса, ни такой прекрасной молитвы, столь соответствующей обстоятельствам, как эта. Он просил у Бога дождя для полей, плодовитости для скота, мира для Республики, безопасности для путников... Я весьма расположен к слезам и тогда рыдал в голос, ибо религиозное чувство пробудило в моей душе восторг и какое-то неведомое ощущение, ведь дотоле мне не приходилось видеть исполненной подобной веры религиозной сцены; мне показалось, что я попал во времена Авраама, был рядом с ним, беседующим с природой и Богом, который в ней живет. Слушая голос того простодушного, наивного человека, я дрожал всеми фибрами души, и его голос проникал в меня до самых глубин.
«Человек, который ел смерть. 1793» Борислава Пекича (1930–1992). Перевод литературоведа и журналиста Василия Соколова, его же — краткий очерк жизни и творчества сербского автора. Это рассказ из времен Великой французской революции и Террора. Мелкий служащий Дворца правосудия, в чьи обязанности входило выписывать «направление» на гильотинирование, сначала по оплошности, а потом сознательно стал съедать по одному приговору в день…
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
Книги живущего в Израиле прозаика Давида Маркиша известны по всему миру. В центре предлагаемого читателю исторического романа, впервые изданного в России, — евреи из ближайшего окружения Петра Первого…
В сборник «Победители сильных» вошли две исторические повести Л. Ф. Воронковой: «След огненной жизни» и «Мессенские войны», и одна — П. В. Соловьевой: «Победители сильных». «След огненной жизни» — повесть о возникновении могущественной Персидской державы, о судьбе ее основателя, царя Кира. «Победители сильных» — история о том, как могущество персов было уничтожено греками. В повести «Мессенские войны» рассказывается о войнах между греческими племенами, о том, как маленький эллинский народ боролся за свою независимость.
Полифонический роман — вариация на тему Евангелий.Жизнь Иисуса глазами и голосами людей, окружавших Его, и словами Его собственного запретного дневника.На обложке: картина Matei Apostolescu «Exit 13».
В центре произведения один из активных участников декабристского движения в России начала девятнадцатого века Иван Сухинов. Выходец из простой украинской семьи, он поднялся до уровня сынов народа, стремящихся к радикальному преобразованию общества социального неравенства и угнетения. Автор показывает созревание революционных взглядов Сухинова и его борьбу с царским самодержавием, которая не прекратилась с поражением декабристов, продолжалась и в далекой Сибири на каторге до последних дней героя.