Факторские курсанты — Дети войны - [6]

Шрифт
Интервал

Перед отбоем старшина Миша Пылинский подходит ко мне:

— Ты уж извини меня, я два дня подряд поставил тебя в наряд: сначала дневальным, а потом на работу к коменданту. В свой «поминальник» не посмотрел. В следующий раз твою очередь пропущу.

— Не пропускай, ставь как будто ничего не случилось! В наряде даже интересней, чем в классе сидеть. Правда, дневальным заснул на тумбочке, не выдержал!

— Правда?! — засмеялся Пылинский, — Спасибо за откровенность, дневальным по общежитию больше ставить не буду!

* * *

— В нашу группу новенького зачислили: демобилизованный моряк, старшина второй статьи! — сообщил новость Юра Горох, только что вернувшийся из канцелярии мореходки.

— Откуда новость такая?!

— Кто тебе сказал такие подробности?

— Я в канцелярии был, относил билеты секретарше. А там как раз этот новенький, в морской форме, с завучем разговаривал. Он уже старенький: лет двадцать пять, а то и больше! Завтра на занятия придет.

Пятнадцатилетним пацанам все люди, которым больше двадцати пяти лет, кажутся старенькими.

Утром, на первом же уроке появился новенький курсант, уверенно, по-хозяйски сел на заднюю парту.

— Ты сел на мое место: тут мои учебники и конспекты! — пытался воспротивиться такому бесцеремонному поведению новичка Гена Сивков.

Новенький не ответил, выгреб из стола учебники и конспекты Сивкова, сунул ему в руки:

— Твое место на первой парте! Ты еще малыш и тебе плохо видно из-за спин и голов передних!

Гене ничего не оставалось, как взять свои учебники, тетради и перебраться на свободное место.

— Дядя, ты что к нам со своим Уставом пришел?! — иронично спросил Миша Пылинский, который, несмотря на свою молодость, был массивнее и крепче наглого новичка.

Начался урок, инцидент временно забылся, но было ясно, что он продолжится после уроков. Все, украдкой оглядываясь на заднюю парту, рассматривали забияку. Ничего особенного: худой как велосипед, шелушащаяся красноватая кожа лица, худые, узловатые пальцы рук. Одет в парадную морскую форму, на погончиках виднелись две лычки, а на рукаве эмблема корабельного артиллериста — скрещенные стволы орудий. Регалии не произвели должного впечатления на ребят: все давно знали, что на берегу ошивается «морячков» куда больше, чем в плавсоставе.

— У нас не принято занимать без спроса чужие места: ни в классе, ни в столовой, ни в спальне! Ты, «дядя», нарушаешь общепринятые правила и порядки! — Миша Пылинский пытался мирно решить инцидент.

— Это мы еще посмотрим! — сухие узловатые пальцы новичка нервно забегали по парте, — Я буду старшиной всего первого курса: и механиков, и штурманов! Готовится приказ о назначении!

Вечером огласили приказ, где курсант Ильин назначался старшиной роты первокурсников. Прозвище «Дядя» закрепилось за ним, а глухая вражда между группой судомехаников и новеньким не затухала ни на секунду.

Преподаватели старались не вызывать Ильина к доске, потому что он говорил совсем не то, о чем его спрашивали. Разница в знаниях со вчерашними школьниками была просто огромной. Усвоить новый материал он не успевал, а обратиться к соседям за помощью мешала гордыня.

— У нас в поселке были только младшие классы, а все другие, начиная с пятого класса, учились в городе за восемь километров от поселка. Каждый день такое расстояние преодолевать невозможно! — делился Юра Горох, — И нас поселили в интернат в двухэтажное здание у школы. Девочки на первом этаже, ребята — на втором. Воспитательница — вроде нашего «дяди» — бестолковая, неорганизованная и ябеда. Только и умела жаловаться директору. Мы ее «Хиврей» величали!

— Предлагаешь сделать из «дяди» «Хиврю»?

— Он еще пока не знает, что его «дядей» называем!

— Как не знает?! Знает!

Мстительные мальчишки пакостили «дяде», как умели: наливали воду в ботинки, завязывали морским узлом штанины брюк. Ильин ругался, обещал разыскать «поганых уродов» и отчислить из мореходки. Жаловался командиру, воспитателям и замполиту. Те, как обычно, разводили руками: наводите мосты с ребятами — административными методами вражду не погасить! Прежняя самоуверенность у старшины исчезла, он как-то сник, потускнел, но «стучать» начальству на предполагаемых «заводил» не перестал.

Осмелел Сивков, выселенный когда-то Ильиным с последней парты на первую. Собственноручно перенес книги и конспекты на свое «законное» место, соответственно «имущество» Ильина положил в проходе на пол. Старшина испугался открытого столкновения и молча переселился на первую парту под смешки и хихиканье присутствующих. Это переполнило чашу терпения еще недавно уважаемого старшины второй статьи — он подал рапорт о добровольном уходе.

Аудитория или классная комната судомехаников первого курса расположена на первом этаже северной стороны здания. Солнце не заглядывает сюда даже летом. Из окон виден лишь небольшой двор с хозяйственными пристройками и сараями да высокий забор, отгораживающий нас от внешнего мира. В классной комнате два ряда четырехместных столов для курсантов, стол и стул для преподавателя, классная доска на стене. Электрическая лампочка без плафона свешивается с потолка и горит постоянно, иначе невозможно писать конспект или читать учебник.


Рекомендуем почитать
Под знаком Стрельца

Книга Аллы Зубовой «Под знаком Стрельца» рассказывает о знаменитых людях, ставших богатейшим достоянием российской культуры ХХ века. Автору посчастливилось долгие годы близко знать своих героев, дружить с ними, быть свидетелем забавных, смешных, грустных случаев в их жизни. Книга привлечет читателя сочетанием лёгкого стиля с мягким добрым юмором. Автор благодарит Министерство культуры РФ за финансовую поддержку.


Друзей прекрасные черты

В книгу Е. В. Юнгер, известной театральной актрисы, вошли рассказы, повествующие об интереснейших и значительных людях принадлежащих искусству, — А. Блоке, Е. Шварце, Н. Акимове, Л. Колесове и других.


Автобиография

Я не хочу, чтобы моя личность обрастала мифами и домыслами. Поэтому на этой страничке вы можете узнать подробно о том, кто я, где родилась, как выучила английский язык, зачем ездила в Америку, как стала заниматься программированием и наукой и создала Sci-Hub. Эта биография до 2015 года. С тех пор принципиально ничего не изменилось, но я устала печатать. Поэтому биографию после 2015 я добавлю позже.


Жестокий расцвет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Джими Хендрикс, Предательство

Гений, которого мы никогда не понимали ... Человек, которого мы никогда не знали ... Правда, которую мы никогда не слышали ... Музыка, которую мы никогда не забывали ... Показательный портрет легенды, описанный близким и доверенным другом. Резонируя с непосредственным присутствием и с собственными словами Хендрикса, эта книга - это яркая история молодого темнокожего мужчины, который преодолел свое бедное происхождение и расовую сегрегацию шестидесятых и превратил себя во что-то редкое и особенное. Шэрон Лоуренс была высоко ценимым другом в течение последних трех лет жизни Хендрикса - человеком, которому он достаточно доверял, чтобы быть открытым.


Исповедь палача

Мы спорим о смертной казни. Отменить или сохранить. Спорят об этом и в других странах. Во Франции, к примеру, эта дискуссия длится уже почти век. Мы понимаем, что голос, который прозвучит в этой дискуссии, на первый взгляд может показаться как бы и неуместным. Но почему? Отрывок, который вы прочтете, взят из только что вышедшей во Франции книги «Черный дневник» — книги воспоминаний государственного палача А. Обрехта. В рассказах о своей внушающей ужас профессии А. Обрехт говорит именно о том, о чем спорим мы, о своем отношении к смертной казни.