Факторизация человечности - [19]

Однако что реально ценного было на их компьютерах? Финансовые записи, которые, затратив известные усилия, можно восстановить. Корреспонденция, бо́льшая часть которой совершенно не нужна. Оценки студентов и прочие относящиеся к работе материалы, которые также можно восстановить, возникни нужда.

Но вот для самых важных событий их жизни не было ни бэкапов, ни архивов.

Её взгляд упал на комод. На нём стояло несколько фотографий в рамках — её, Кайла, Бекки и, да, Мэри тоже.

Что же произошло на самом деле?

Если бы только был архив её памяти — непогрешимая запись всего, что когда-либо случалось.

Неопровержимое свидетельство в пользу той или иной версии.

Она закрыла глаза.

Если бы.

9

У Кайла на носу была большая демонстрация; она была критически важна для продолжения финансирования проекта. Он должен был беспокоиться о ней — но не беспокоился. Вместо этого, как и все последние дни, его голова была занята обвинениями Бекки.

Пока что, если не считать Хизер и Зака, он не говорил об этом ни с кем, кроме Читы. Единственная живая душа, которой он доверился, вообще не была живой; с тем же успехом он мог бы поплакаться кофемашине.

Кайлу требовалось обсудить всё с кем-то, кто был бы настоящим человеком. Но не кто-то с факультета компьютерных наук; факультет, за исключением подзамочного разговора с Читой, он предпочёл бы в свои дела не мешать. В ближайшие месяцы лаборатория может стать единственной его тихой гаванью.

Маллин-холл находился по соседству с Ньюман-центром, в котором располагалось католическое капелланство Университета Торонто. Кайл некоторое время обдумывал идею поговорить с капелланом, но это тоже было не то. Узор, конечно, совсем другой, но сутана тоже чёрно-белая. Так же, как шкура зебры.

И тут его осенило.

Идеальный кандидат.

Кайл знал его не очень хорошо, но за несколько лет они заседали вместе в трёх или четырёх комиссиях и иногда обедали вместе или, по крайней мере, в одной компании, в клубе для преподавателей.

Кайл снял трубку офисного телефона и произнёс имя того, которому хотел позвонить:

— Внутренний звонок: Бентли, Стоун.

Телефон пискнул, затем гнусавый голос произнёс:

— Алло?

— Стоун? Это Кайл Могилл.

— Кто? А, Кайл, конечно. Привет.

— Стоун, я хотел узнать, не можем ли мы сегодня выпить пивка?

— Э-э… можно. Конечно. В клубе преподавателей?

— Нет, нет. Где-нибудь вне кампуса.

— Как насчёт «Водопоя» на Колледж-стрит? — предложил Стоун. — Знаешь его?

— Проходил мимо.

— Ты туда пойдёшь из Маллина?

— Ага.

— Заходи за мной в пять. Персо-холл, офис два двадцать два — как в старом сериале. Это по дороге.

— Договорились.

Кайл положил трубку и задумался о том, что же он скажет Стоуну.

Хизер вошла в свой офис в Университете Торонто. Он был небольшой, но по крайней мере университеты никогда не рассаживали своих преподавателей по кабинкам. Обычно она делила офис с Омаром Амиром — тоже доцентом, но он проводил июль и август с семьёй в летнем доме на Кавартах[11]. Так что по крайней мере до конца лета она могла заниматься в офисе чем угодно в полном уединении. В некоторых из новых офисов тонкие двери окружала панель матового стекла от пола до потолка, но офис Хизер и Омара был старомодным помещением с крепкой деревянной дверью со скрипучими петлями и окном, выходящим на восток в бетонный двор между Сид-Смит-Холлом и Сент-Джордж-стрит. Здесь также были шторы, изначально, вероятно, благородного бордового цвета, но сейчас бледно-рыжие. Утром их надо было задёргивать, чтобы отгородиться от лучей восходящего солнца.

Вчерашнее послание инопланетян по-прежнему было на её мониторе. Поскольку интервал между сообщениями составлял тридцать часов пятьдесят одну минуту, каждое сообщение начиналось почти на семь часов позже, чем предыдущее. Последнее сообщение было получено в 4:54 утра в среду по Восточному времени; начало сегодняшнего ожидалось в 11:45. Сообщение принимали радиотелескопы различных государств в зависимости от того, какая сторона Земли в этот момент была обращена к Альфе Центавра, и после публиковались в Сети. Дополнительный орбитальный приёмник был всё время нацелен на Альфу Центавра.

Хизер продолжала надеяться, что к один прекрасный день она посмотрит на последнее сообщение и поймёт, о чём оно. Она скучала по простоте первых восьми сообщений: недвусмысленные представления теоремы Пифагора, химических формул и планетарных систем. Хотя, надо признать, даже они иногда ставили в тупик: вещества, представленные формулами, были синтезированы на Земле, но никто так и не смог догадаться, для чего они нужны.

Хизер налила себе кружку кофе и села заново просматривать вчерашнее сообщение.

Как всегда, сообщение представлялось в виде двух клетчатых прямоугольников. Каждое сообщение приходило в виде последовательности сотни тысяч или около того нулей и единиц; его передача занимала два-три часа. Общее количество двоичных цифр в каждом сообщении было произведением двух простых чисел, что означало, что их можно расположить двумя возможными способами. Согласно сопроводительному письму из Центра приёма инопланетного сигнала в пакистанском Карачи размер текущего сообщения составлял 108197 бит. Это число было произведением простых чисел 257 и 421, так что его биты можно было расположить либо в 257 строк по 421 колонке в каждой, либо в 421 строку по 257 колонок. Иногда одно из получившихся изображений интуитивно выглядело правильнее, чем другое — на одном появлялись круги и квадраты, в то время как другое представляло собой беспорядочную мешанину. Но поскольку никто так и не догадался, что же эти сообщения должны были изображать, не было уверенности в том, какая из интерпретаций правильна.