Факторизация человечности - [16]

— Психотерапевтическими методами. Я сама видела демонстрацию базового принципа, на примере детей. Ребёнка приводят к тебе каждый день в течение недели. В первый день ты спрашиваешь его о том, что было в больнице, куда его отвезли после того, как он порезал палец. Он отвечает «Я не был ни в какой больнице». И это правда, в больнице он не был. Но ты спрашиваешь его об этом и завтра, и послезавтра, и на следующий день. И к концу недели ребёнок уже уверен, что он был в больнице. Он может рассказать об этом подробную и непротиворечивую историю — и он совершенно уверен, что так оно на самом деле и было.

— Как Биф Ломан.

— Кто?

— Из «Смерти коммивояжёра». Биф не был ребёнком, но сказал отцу: «Всю жизнь ты заставлял меня пыжиться. Я пыжился, пыжился, и мне не по чину было учиться у кого бы то ни было!»[10] Отец смог его убедить, что он занимал в компании гораздо более высокую должность, чем на самом деле.

— Вот-вот, такое возможно. Воспоминания можно подсадить, даже просто намекнув на них и потом постоянно повторяя намёк. А если психотерапевт усиливает намёки с помощью гипноза, то в результате получается поистине несокрушимая ложная память.

— Но зачем психотерапевту делать такое?

— На факультете психологии ходит такая старая шутка, — с мрачным видом ответила Хизер. — Есть много путей к душевному здоровью, но ни один из них по доходности не сравнится с фрейдовским анализом.

Кайл нахмурился. Он помолчал несколько секунд, по-видимому, размышляя, задавать ли следующий вопрос. И решил его задать.

— Я не хочу тебя ни в чём обвинить, но твоя поддержка моей невиновности до сих пор была не слишком уверенной. Почему ты думаешь, что воспоминания Бекки ложны?

— Потому что её психотерапевт предположила, что мой отец, возможно, надругался надо мной.

— О, — сказал Кайл. А потом: — О!

8

После того, как Кайл ушёл, Хизер в раздумье продолжала сидеть в тёмной гостиной. Ей уже давно пора было спать — завтра в девять утра у неё была запланирована встреча.

Чёрт, возможно, бессонница Кайла заразна. Она смертельно устала, но была слишком взвинчена, чтобы заснуть.

Она сказала Кайлу кое-что — слова, которые вырвались будто сами по себе — и теперь пыталась решить, правда ли она в это верит.

Войны, взорванные машины, смерть детей — они случаются сравнительно часто. Нельзя сказать, что они немыслимы; нет такого родителя, который бы не волновался из-за чего-то, что может случиться с его детьми.

Но с Мэри случилось не неопределённое «что-то». Нет, Мэри оборвала свою жизнь, надрезав себе запястья. Хизер этого не ожидала и никогда такого не опасалась. Для неё это было таким же шоком, как… как… да, наверное, как и то, что, предположительно видела Эвелин Франклин — изнасилование и убийство подруги детства её собственным отцом.

Но Хизер не отгородилась от воспоминаний о том, что случилось с Мэри.

Потому что…

Потому что, вероятно, самоубийство не было для неё чем-то немыслимым.

Нет, конечно, Хизер никогда не раздумывала о том, чтобы самой свести счёты с жизнью — по крайней мере, не всерьёз.

Нет, такого никогда не было. Но самоубийство уже входило в её жизнь в прошлом.

Она нечасто об этом думала.

Фактически, она не думала об этом многие годы.

Были ли те воспоминания подавлены? Вытащил ли их наружу недавний стресс?

Нет. Определённо, нет. Она, разумеется, могла вспомнить об этом в любой момент, просто решила этого не делать.

Это было очень давно, когда она была молодой. Молодой и глупой.

Хизер было восемнадцать, она только что закончила школу и впервые в жизни покинула городок Вегревилл в Альберте, чтобы пересечь половину континента и оказаться в гигантском космополитичном Торонто. В тот первый суматошный год она перепробовала много нового. И она посещала первый вводной курс астрономии — она всегда любила звёзды, хрустальные шарики в небе над бескрайними прериями.

Хизер без ума влюбилась в преподавателя этого курса, Джоша Ханекера. Джош был на шесть лет старше, худой аспирант с тонкими руками хирурга и берущими за душу бледно-голубыми глазами; у него был самый нежный, самый добрый характер из всех, кого она встречала.

Конечно, это не была любовь — не настоящая. Но в то время она казалась настоящей. Ей так хотелось быть любимой, быть с мужчиной, экспериментировать, набираться опыта.

Джош казался… не безразличным, нет, но, каким-то неуверенным по отношению к явному вниманию к нему Хизер. Они познакомились в начале учебного года в сентябре; через пять недель, к канадскому Дню Благодарения, они уже были любовниками.

И всё было именно так, как она надеялась. Джош оказался чувственным, нежным и заботливым, и после секса он мог говорить с ней часами — о человечестве, об экологии, о китах, о дождевых лесах и о будущем.

Они встречались бо́льшую часть учебного года. Никаких обязательств — Джош, похоже, их не хотел, да и Хизер, положа руку на сердце, тоже. Ей хотелось расширить свой опыт, а не пустить корни.

В феврале Джошу нужно было уехать. Канадский Национальный Исследовательский Совет содержал сорокашестиметровый радиотелескоп на озере Траверс в Алгонкин-Парке — огромной территории первозданных лесов и докембрийских скал в северном Онтарио. Джош должен был провести там неделю, помогая обслуживать оборудование.