Факир против мафии - [48]

— Ого! Серьезные обвинения. А что президент?

— Президент публично осудил коррупцию и беспредел мафии, — ответил Турецкий. — Однако персонально от Петрова он никогда отмежеваться не пытался. Более того, своими действиями он всегда выступал в его поддержку. Не знаю, правы литовские спецслужбы или нет, но степень влияния Петрова на Василяускаса очевидна. Это доказывает тот факт, что президент в срочном порядке, в обход всех законов, предоставил Петрову литовское гражданство. Литовцы утверждают, что по прямому указанию Петрова Василяускас увольнял руководителей правоохранительных учреждений, которые пытались разобраться с бизнесом Петрова и его делового партнера Отарова.

— Доказательства у них какие-нибудь имеются?

Турецкий пожал плечами:

— Доказательства все те же. Телефонные разговоры Петрова с Отаровым и его советниками. Расшифровки их, как я уже говорил, опубликованы в газетах. А насчет того, какие из этих разговоров настоящие, а какие — фальшивка, это только одному литовскому Богу известно.

— Думаю, не только ему, — заметил Меркулов.

Турецкий невесело усмехнулся:

— Ну да. Еще самому Василяускасу. Между прочим, обвиняют не только Петрова и Отарова. Если ты помнишь, в докладе ДГБ упоминаются девять фамилий. Четверо из фигурантов — русские, остальные — местные, литовские мафиози.

Некоторое время они молчали. Затем Турецкий спросил, машинально понизив голос:

— Костя, ты сделал то, что я просил?

— Да, — ответил Меркулов. — Я обо всем договорился. Он будет ждать тебя сегодня вечером, в пять часов, возле магазина «Охотник» на «Новых Черемушках». Он сам тебя узнает и сам к тебе подойдет.

— Как он выглядит? — спросил Турецкий.

— Понятия не имею. Мне сложно было на него выйти, и главным условием у тех, кто меня с ним свел, было не называть никаких имен. — Константин Дмитриевич сделал паузу и, усмехнувшись, добавил: — Я знаю только, что он — мужчина.

— Ценная информация, — хмыкнул Турецкий. — Надеюсь, он придет на встречу не в черной маске?

— Это ты увидишь сам, — ответил Меркулов. — Не бери с собой никаких записывающих устройств. Это тоже его условие.

— А как насчет ручки и блокнота? — ернически поинтересовался Турецкий. — Их тоже не брать?

Меркулов грустно на него посмотрел и сказал:

— Вижу, я сумел поднять тебе настроение. Это хорошо. В таком случае, иди и работай.

— А если оно снова опустится ниже планки, я могу к тебе прийти?

— Запросто, — кивнул Меркулов. — К твоему приходу я куплю себе клоунский нос и воздушные шарики. Вместе и посмеемся.

Ждать на улице было холодно и неприятно. Как назло, денек выдался ветреный, и, кроме того, с неба падал колючий снежок, а Турецкий забыл надеть шапку. Теперь он прохаживался вдоль магазина «Охотник», сунув руки в карманы пуховика и утопив худые щеки в поднятом пушистом воротнике.

Агент службы внешней разведки (с которым Меркулов договорился о встрече, воспользовавшись своими «приватными» каналами) опоздал на встречу с Турецким минут на пятнадцать. Это был невысокий, крепко сбитый человек в черной куртке и серой утепленной бейсболке, низко надвинутой на лоб.

— Вы Турецкий? — спросил он баском, остановившись в метре от Александра Борисовича.

— Он самый. А вы…

— Я тот, кто вам нужен, — сказал человек в серой бейсболке. — Вы не против, если мы спустимся в метро и поговорим там?

— Да вообще-то нет, — ответил Турецкий. — А что, если мы поговорим у меня в машине? Там тихо и тепло, и никто не помешает.

Человек в серой бейсболке покачал головой:

— Нет. В машине мы говорить не будем.

— Ну что ж, в метро так в метро.

Они спустились в метро и продолжили беседу, стоя у колонны на платформе. «Все-таки не на улице», — утешал себя Турецкий, поглядывая на проходящих мимо людей, которым еще предстояло выйти в уличный холод, в ветер, под колючий снег.

Человек в серой бейсболке был кряжист и широкоплеч. Лицо у него тоже было широким: широкие татарские скулы, толстые губы, широко поставленные черные глаза, а между ними — плоский боксерский нос «внашлепку».

— Как мне вас называть? — спросил Александр Борисович.

— Никак, — ответил человек. — Постойте секунду спокойно.

Турецкий не успел спросить, что означает эта фраза, а короткие, сильные руки агента уже уверенно обыскали его — как сказали бы Ильф и Петров, со стороны это было похоже на дружеские объятия и похлопывания.

— Ну что? — иронично поинтересовался Турецкий. — Убедились, что я чист?

Агент кивнул:

— Да. Теперь спрашивайте — я отвечу. У вас есть пять минут.

— Черт, — выругался Турецкий. — И что это все вокруг повадились давать мне по пять минут на беседу? Я что, похож на школьника, сдающего экзамен?

— Вы сами тянете время, — с упреком сказал агент.

— Ладно. Хорошо. Я задам вам вопрос. Юрий Отаров и Роман Петров — эти люди как-то связаны с вашим ведомством?

— Да, — ответил агент и замолчал, вопросительно глядя на Турецкого.

Александр Борисович сделал над собой огромное усилие, чтобы не рассердиться.

— Как связаны? — спокойно спросил он.

— Они — наши агенты. Агенты влияния.

— На добровольных началах?

Агент покачал головой:

— Нет. Им пришлось с нами сотрудничать. Точнее говоря, мы их заставили.