Факел (книга рассказов) - [14]

По отечественным меркам он был богат: за три года купил две квартиры, три машины, загородный трехэтажный дом. Замок — так он любил называть этот дом. В прошлом году жена и дочь уехали в Штаты — дочь должна получить хорошее образование, он их любил, они сделали свой выбор, и он этот выбор уважал, оплачивая тамошнюю жизнь и купив им трехкомнатную квартиру. Но и сам тогда сделал выбор: можно бежать из своей страны, но грешно бежать из своего времени. К тому же не хотел оставлять пожилого отца, который твердо заявил, я подохну именно здесь (втайне отец, пожалуй, надеется на мемориальную доску, и он ее получит, покуда я здесь).

Близкие люди догадывались, что помимо АО у него есть и другие, тайные, дела, о которых он не говорил даже близким людям, эти тайные дела дают хороший доход, но связаны с риском, и потому он никуда не выезжает без спутников.

Сегодня ожидался счастливый вечер. Брамс. Квартет № 3. Живительно, он любил этот квартет больше других квартетов Брамса, у него много записей (хорош квартет Бородина, английский квартет, неплох, как это ни странно, тайваньский квартет), но вживе слушать не доводилось, и это случится именно сегодня. Уже готов был к выходу. Похлопал себя по карманам, ага, конверт с наградой на месте. Это у него такая игра — он часто бывает на концертах и так положил: музыканту, которого он признает лучшим, подарит тысячу долларов. Разумеется, безымянно, но на конверте написано «Лучшему музыканту года».

Не забыл и про защитника, без него, можно напомнить, словно голый, вспомнил и про глушилку — это уж совсем на самый пожарный, поскольку жизнь, как известно, полна неожиданностей.

Отдал последние указания: нужна скромность — едем на «девятке», заезжаем на Кузнечный, там лучшие розы, я в первом ряду, вы неподалеку, ситуацию контролировать, и они тронулись.

Спутники знали, что, когда шеф едет на концерт, болтать не нужно, он уже сосредоточен, уже слышит музыку, потому таинственно улыбается, лицо его становится мягким, добрым и почти блаженным.

Стоял конец лета, из-за серых плотных облаков иногда пробивалось солнце, и оно слепило глаза, мелькал едва начавший желтеть лес, и тут вступила виолончель, первая часть, виваче и следом вступили альт и скрипки, и, счастливо улыбаясь, он проиграл первую часть квартета. Конечно, это несчастье, про себя, в голове, он может воспроизвести все точно, как на пластинке, но не может подключить голос, не получается, но сейчас это его не огорчало: когда человек счастлив, вернее, когда человек в предчувствии счастья, вовсе не обязательно, чтоб об этом знали все или хотя бы кто-то.

Это был неожиданный по составу квартет, нет-нет, все как положено — две скрипки, альт, виолончель; неожидан был, если можно так сказать, половой состав квартета: три женщины — скрипки и виолончель, и один мужчина — альт, соответственно.

Альт был во фраке, уже достаточно побывавшем в музыкальных баталиях, женщины в белых блузках с широкими рукавами и в черных длинных юбках.

Альт кивком головы дал сигнал — поехали! — и сразу зазвучала виолончель, неожиданно мощно зазвучала, и пошла та начальная мелодия, которую он проигрывал в машине, и не сдержал улыбку, и почувствовал мягкий покой в душе и легкую волну счастья — это все-таки разные ощущения, слушать музыку в записи или вживе, на концерте.

Был умилен, закрыл глаза и сел так, что ощутил себя вовсе бескостным, воля его растворилась в музыке, вступили альт и скрипки, и через несколько минут он мог давать оценку, кто чего стоит в этом квартете; значит, так, это очень хороший квартет, лучшего я, пожалуй, не слышал, скрипки хороши, но не более того, альт не просто хорош, но очень хорош, нет, заменить Башмета в «Концерте на троих» ему не позволили бы, но, как в театральных байках, примадонна заболела, и тогда отчего же нет, о виолончели он пока не думал, он ее не оценивал, только чувствовал, это что-то особенное, и я еще с ней разберусь; но что удивительно, они играли совсем не то, к чему он привык, братцы, это ведь не мрачноватый Первый квартет, это ведь квартет легкий, прозрачный, если угодно, моцартианский, это ведь Третий квартет, и к чему здесь философические тяжкие гирьки, но сразу смирился, значит, возможно и такое толкование, художника, как известно, судят по тем законам, что он сам предлагает.

Вдруг он почувствовал возбуждение, чего, знал точно, ни в коем случае не могло быть, первая часть да и весь квартет, что называется, бессексуальные, и, значит, музыканты передают что-то уж очень личное, может, и подсознательное (Фрейда читывал, а как же), тогда он открыл глаза и начал смотреть на сцену и сперва только догадывался, а потом и уверенно знал, какие отношения внутри квартета, разумеется, это одни только мои подлые догадки, но как телевизор за несколько минут проявит человека — тот лжет, а этот нет, так и музыка ничего не скроет от понимающих глаз и ушей.

Он увидел, что Вторая Скрипка, лет сорока, сухощавая, короткостриженая, все время смотрит на Первую Скрипку, пухлявенькую, аккуратненькую блондиночку лет тридцати. Сексуальное беспокойство шло несомненно от Второй Скрипки. Глаза! Глаза у нее были измученные и даже истомленные, она зазывно смотрела на Первую Скрипку и, несомненно, на чем-то настаивала, что должно решиться именно сегодня, но Первая Скрипка сопротивлялась и избегала этого взгляда, однако сопротивление ее таяло (тремоло Первой Скрипки было излишне нервным), да, между ними что-то происходило, и это не понравилось Альту, он бросил на Вторую Скрипку злой взгляд — нашли время выяснять отношения — и укоризненный взгляд на Первую Скрипку, и как же та, бедняжка, вспыхнула под этим взглядом и просительно посмотрела на Альта — спаси меня, я устала от этой стервы, и Альт успокаивающе прикрыл глаза и чуть кивнул головой — все знаю, все я понимаю, и постараюсь спасти, но потом, после концерта, сейчас у нас одна забота — вот этот квартет Брамса, и Первая Скрипка сразу успокоилась и осмелилась взглянуть на Вторую Скрипку и выдержала призывный взгляд, и Вторая Скрипка все поняла, уговоры ее напрасны, это безвозвратный разрыв, она подняла голову и оглядела зал: глаза были полны слез, на лице — горе и безнадежность.