Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте - [5]

Таганрог, фото начала XX в.

Думала над этими словами и находила их правильными.

Пользуясь тем, что она одна, разговаривала сама с собой, изображала то Николая Степановича, то Катю, героев повести Чехова, изменяя при этом голос, придумывая новые жесты, разыгрывая сцену за сценой, представляла себе, как Катя пыталась покончить с собой, закатывала глаза при этом и даже несколько минут пыталась не дышать.

В 1913 году в возрасте 17 лет Фаина Фельдман впервые попала на спектакль «Вишневый сад» Московского Художественного театра.

В ролях были заняты Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, Василий Иванович Качалов, Иван Михайлович Москвин, Константин Сергеевич Станиславский, Леонид Миронович Леонидов.

Это было потрясение, пережив которое, Фанни отчетливо поняла, что прежней ее жизнь уже не будет никогда. И вовсе не потому, что она не любила Таганрог с его сонной провинциальной жизнью и мечтала покинуть его, и не потому, что не находила понимания у своих близких, устав от постоянных окриков и нотаций отца и истерик матери, а потому, что она наконец увидела тот настоящий живой театр, действие которого на человеческую душу, по словам Чехова, велико и неоспоримо.

Она снова и снова смотрела на себя в зеркало и повторяла: «нет, отныне я не Фанни Гиршевна Фельдман, вовсе нет, у меня теперь другое имя…».

Затем открывала «Вишневый сад» и читала монолог Любови Андреевны Раневской: «О мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!»

Любовь Андреевна глядит в окно на сад.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова в роли Раневской тоже глядит в окно в сад.

Фаина Раневская смотрит в окно на улицу Николаевскую, которую в 1923 году переименуют в улицу Троцкого.

Но этого она не узнает, потому что в 1915 году покинет Таганрог навсегда.

Раневская Ф.Г. в роли мачехи в фильме «Золушка», 1947 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Сцена из спектакля «Лисички». Раневская Ф.Г. в роли Берди. Москва, Московский театр драмы. 1945 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Сцена из спектакля «Лисички». Раневская Ф.Г. в роли Берди. Москва, Московский театр драмы. 1945 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Раневская Ф.Г. в роли Маргариты Львовны. «Весна». Москва, Центральная студия киноактера «Мосфильм», 1947 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Флигель дома Гончаровых на Большой Никитской. Фото Максима Гуреева

Москва

Из воспоминаний актрисы, театрального педагога Нины Станиславовны Сухоцкой: «1910 год. Крым. Евпатория. Жаркие летние дни. В большом тенистом саду белый, увитый виноградом одноэтажный домик. Здесь живёт с семьёй доктор Андреев. Каждое утро из дома выходят две девочки – дочери Андреева – и с ними сестра его жены – молодая актриса Художественного театра Алиса Коонен, приехавшая в отпуск. Все трое знают, что у калитки в сад, как всегда, их ждёт обожающая Алису Коонен Фаина – девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами, и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться. Девочка эта – Фаина Раневская. Актриса, которую она обожает и ради встреч с которой приехала в Евпаторию, – Алиса Коонен. Обняв Фаину, Алиса направляется к морю, за ними идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже обожающая свою молодую тетю Алю… Мне в то время было четыре года, Фаине – четырнадцать лет».

На берегу стояла вереница купальных машин.

Выбрав одну из них, Алиса подавала знак вознице, и он вывозил купальщиц на мелководье, где они, переодевшись в купальные костюмы, по специальным сходням заходили в воду.

Юные спутницы госпожи Коонен были в восторге. Особенно Фанни Фельдман.

В Таганроге над ней – высокорослой, худой, несуразной, да еще и заикавшейся от волнения вполне могли смеяться, могли обзывать дылдой, да и Гирш Хаимович любил повторять дочери – «Посмотри на себя в зеркало – и увидишь, что ты за актриса!».

А тут в Евпатории, на берегу моря, в обществе Алисы Георгиевны свершалось чудо. Фаина преображалась, находясь рядом с восходящей звездой русского театра, ученицей Станиславского, будущей примой Камерного театра в Москве и будущей супругой великого Александра Яковлевича Таирова, рядом с прекрасной женщиной, в которую, как ей казалось, она была влюблена.

И, действительно, Коонен была с ней откровенна и добра, нисколько не подвергала сомнению ее актерские задатки, делилась своим опытом жизни на сцене, рассказывала о Станиславском и службе в Московском Художественном театре.

Она явно симпатизировала этой провинциальной еврейской девочке, чем вызывала ревность у своих племянниц Нины и Вали.