Фадеев - [109]

Фадеев, как художник, как мастер, опирался на этот стихийный, своевольный элемент «природы» в собственной душе, на доброту неожиданных прозрений. Он знал, что в том его и сила, и слабость. Особенность подобного дарования исключает строгую плановость в творчестве, равномерный и равнозначный труд на каждый день, допуская частые перерывы или даже срывы в работе. Но зато этот же талант переживает и звездные часы, прекрасные мгновения, когда все в душе «до дрожания сердца» переполнено восторгом творчества, мыслью, движимой изнутри.

В санаторий «Барвиха» под Москвой Фадеев приехал не только для того, чтобы подлечиться, но и вплотную засесть за роман. Днем было солнечно, душно. Где-то за зелеными озерами лесов собиралась гроза. К вечеру она обрушилась шумным июньским ливнем.

Веселой, порывистой радостью повеяло на Фадеева от этого буйного ливня, грозы, синевато мерцающего, беспокойного леса. Что-то юношеское — горячее, азартное, возбужденное — ожило в нем и захлестнуло его всего. Всей душой, «до кончиков пальцев» он ощутил прилив творческого возбуждения. Вот она, наконец-то, его ночь с этой свежестью, крепостью летнего воздуха, бушующая обновлением. Снова пришла к нему горячая, неуемная вера в себя как писателя. Через открытое окно он глотал грозовой воздух, чувствуя его свежую, щедрую силу. Вспышки света в небе как звуки памяти.

Внезапно будто качнулась в душе ветка сирени или жасмина, как скажет он, открылась голубизна юности, да так близко, волнующе, что Фадеев уже не мог ни о чем ни думать, ни писать. Знакомые, дорогие лица, жесты, смех, таинство слов. Изредка под шум морских волн и вот такой же грозы, когда-то бушевавшей во Владивостоке и загнавшей всю их дружную юную компанию в беседку у самого моря, отчетливо вырос облик девушки, его первой любви — Аси Колесниковой.

Ася прислала ему письмо несколько лет назад. Но он тогда почему-то не ответил ей. То ли потому, что, как и всегда, захлебывался делами, то ли потому, что не было настроения, а может быть, и потому, что прошлое в те дни было присыпано долгим снегом времени. Случались в его жизни состояния, когда прошедшее терялось в дымке, а завтрашний день представлялся ему в ясных, чистых очертаниях. Еще одно напряженное усилие — и будет сделан решающий шаг в завтра. До поры до времени он полагал, что все лучшее впереди.

И вот теперь Фадеев вдруг почувствовал, как необходим ему диалог с юностью. Именно теперь, когда надо озвучить новые значительные события краснодонской истории, оживить новые характеры. Писатель не может делать это формально, механически. Он знает, что только воображение и интуиция могут быть верными проводниками на этом пути, помогут ему достоверно и убедительно сдвигать, поворачивать события, приближать к себе таких людей, как Лютиков, Бараков… То, что было в Краснодоне, или то, что могло и должно было произойти. Короче, дописывать роман, не превращая его в хронику-документ. Снова идти наперекор трудностям, открытиям и сомнениям.

«Бушует гроза, окна открыты, уже поздний вечер, — начинает Фадеев свое первое письмо к А. Ф. Колесниковой, — и мне очень хорошо, как бывало хорошо в детстве и в юности, когда за окном также рвалась в темноте молния и лил шумный весенний дождь».

Писатель вновь почувствовал, что прошлое — его юность — и есть та точка опоры, без которой, если об этом не вспоминать, трудно жить в сложном, противоречивом мире. Так он начинал первую главу повести о своей юности — письмом к Асе Колесниковой в город Спасск, где его подруга, теперь уже Александра Филипповна, заведовала районным отделом народного образования. Юность всегда жила в его сердце. С этой июньской ночи его мысль будет бродить по тропам юности до конца жизни. Это нужно ему, чтобы лучше осознать свой жизненный путь и почерпнуть из прожитого — молодости, веры, бодрых сил и душевной чистоты.

Воспоминания ускорили перспективы доработки романа, сроки завершения его. Рукописи, записные книжки наполнятся набросками планов, конспектами возможных сюжетов, лягут мазками строки, заговорят новые герои — Филипп Лютиков, мальчик Сашко… Снова, как писатель, он обретает и твердость взгляда, и силу воли, и выстраданную остроту, и точность наблюдений.

Глава V СМЕРТЬ ГЕРОЯ

Фадееву повезло. Именно к этому времени удалось раскрыть более полную картину «взрослого», партийного подполья в Краснодоне. Фадеев поспешил сообщить одному из партийных работников, что для него «многое, казавшееся раньше неясным, теперь вполне прояснилось».

Одна из корреспонденток писателя, краснодонская учительница Анна Дмитриевна Колотович, писала: «В шурфе вместе с молодогвардейцами лежали 11 членов партии, которые и обвинялись и погибли за принадлежность к партийной организации. Кое-какие события требуют следующей доработки, от этого их историческая ценность не теряется. Партийная организация возглавлялась Лютиковым (оставл. для партийной работы в Краснодоне) и его друзьями по работе — Барановым, Соколовой, Яковлевым (эти все лежат в одной могиле с молодогвардейцами, будучи вынуты из шурфа). Я имею на руках факты, данные, которые говорят о том, что шире, плодотворнее была работа членов подпольной комсомольской организации…»