Ёжик - [4]

С тех пор я еще два раза пытался намекнуть ей на свои большие чувства, но быстро понял, всю тщетность усилий. И принял правила ее игры. Стал просто другом. А она поверила и, как мне казалось, очень быстро забыла, об этих робких намеках и о том, что я все-таки мужчина.

Такая она была. Странная.

Но, право, сам-то я разве нормальный?

В школе у меня почти не было друзей. Только в старших классах я сумел найти общий язык с двумя мальчишками. Оба они появились в моей жизни, когда я перешел в 9 класс. И все трое мы мало чем походили друг на друга, имея в глазах учителей лишь одну общность — хорошие по мальчишеским меркам отметки.

Кирилл вместе с мамой пришел в наш класс в конце сентября. Он был младше меня на год и ниже на полголовы. На уроках больше всего любил рисовать солдатиков. Получалось это у Кирюхи как-то слишком уж по-детски. Да и сам он казался мне слегка инфантильным. Чего никак нельзя было сказать о втором нашем товарище: Серега явно превосходил и меня и Кирилла в плане жизненного опыта. В школу он, разумеется, пришел один и всегда отличался болезненной самостоятельностью. Лишь спустя пару месяцев я узнал, что Серегина мама живет совсем в другом городе, а сам он отдан на попечение тетки, у которой естественно была своя семья.

Мы проучились вместе два года.

Два года странной ревнивой дружбы, ссор, обид и неожиданных откровений под конец. И все это время я был уверен, что у меня есть один друг и еще колючка в заднице. С Кириллом дружба казалась удовольствием: он любил пошутить, относился ко всему легко и сам был на редкость легок в общении. Вместе мы часто задирали хмурого, взрывного Сережку. Но при этом Кириллу все шуточки сходили с рук, а я получал по загривку.

Рука у Сереги была тяжелая.

Он постоянно обижался, злился и ревновал меня к Кириллу. Порой это было ужасно утомительно.

А в конце первой четверти 11-го класса Сергей уехал к матери. Я больше никогда его не встречал.

Перед отъездом он сказал мне что я — дурак. Что не умею видеть сердцем и не отличаю ложь от истины. И что настоящая дружба никогда не бывает сладкой. Расстались мы скомкано, даже почти поссорились.

Значение странных Серегиных слов открылось для меня лишь к концу учебного года. Мы замечательно продолжали дружить с Кириллом, вместе сидели за партой, часто болтали о девчонках (теперь Кир рисовал их вместо солдатиков) и я почти не жалел, о том, что у меня остался только один из двух друзей.

А потом Серегины слова встали в полный рост.

На выпускных экзаменах по геометрии мы с Кириллом сели за соседние парты, я ближе к учительскому столу, он — дальше. И надо же мне было вытянуть билет, который я почти не знал. Ну, то есть знал, конечно, не даром имел свою твердую четверку, но понимал хуже всего. Зато мне было точно известно, что Кирюха в этой теме — дока. Конечно, я подсунул ему записку с мольбой о помощи. И долго ждал ответа. Сражаясь с ужасной задачей, искренне верил, что помощь вот-вот придет.

Не дождался.

Мой лучший дружок сделал вид, что не заметил записки. Зато он успел решить все свои задания…

После этого у меня резко пропало желание общаться с ним. Даже не потому, что он отказал мне в помощи в самый критический момент. Нет, не поэтому. Меня наповал сразила Кирюхина реакция, когда он заявил мне, что не обязан решать чужие задачи…

Я получил за тот экзамен хилую четверку. Кирилл — твердый пятак. Учителя, крайне раздосадованные моим слабеньким ответом, остались очень довольны ЕГО работой.

На вручении аттестатов Кириллу досталась золотая медаль, к которой он так старательно греб все два года нашей «дружбы».

Мне — обычный синий табель.

Плевать на него.

Я наконец осознал, что это такое — незрячее сердце…

Прости меня, Сережка, я и правда был тупым чурбаном. Жаль, что ты так и не смог мне этого объяснить, когда мы могли видеть друг друга каждый день.

Тогда бы я точно не потерял твой новый адрес.

— Ань, как ты думаешь, можно найти человека, которого не видел почти 10 лет?

Мы доедали окрошку у меня на кухне, было воскресенье, солнечное и звонкое от птичьего щебета. Легкий ветер колыхал занавески, донося с улицы запах полыни и свежевыстиранного белья. Ежик дурачилась и кидала в меня хлебными шариками. У нее было отличное настроение. И вопрос явно попал не в струю…

Она резко стала серьезной и, глядя мне в глаза из под отросшей челки, спросила напрямик:

— Что, решил найти первую любовь?

Я так и застыл с ложкой у рта. Как это женский ум все так странно интерпретирует?

— Да, брось. Какая любовь. Я ее уже и не помню!

Слукавил, конечно. Ту девушку забыть трудно.

Ежик склонила голову набок, почесала переносицу сгибом пальца и заявила:

— Врешь.

— Не вру. Я совсем о другом человеке подумал, — Ну вот как всегда на ровном месте попал впросак.

Но, кажется, она поверила.

— О ком же?

— Это парень. Мы вместе учились.

— О. У тебя были друзья в школе?

— А почему бы им не быть?

— Это не похоже на тебя.

Мне даже немного обидно стало. Что же я, такой неинтересный что ли?

Она будто почувствовала мои мысли.

— Да ладно тебе, Пашенька, чего обижаешься? Я вот по себе знаю, какая жопа эта школа. Куда уж там друзей найти в этом доме идиотов!