Эйзенхауэр. Солдат и Президент - [48]

Маршалл начал убеждать Эйзенхауэра приехать в Штаты в отпуск. Это вполне отвечало многократно высказанному желанию Эйзенхауэра провести несколько дней с Мейми, но противоречило его чувству долга и желанию с головой окунуться в новое дело. Он отнекивался, ссылаясь на громадный объем работы. Маршалл в конце концов придал этому форму приказа. "Вы будете вскоре испытывать невероятные перегрузки, — отмечал Маршалл. — Я имею в виду не обычный отпуск. Колоссально важно, чтобы вы были свежи умственно, и уж, конечно, недопустимо, чтобы вы от одной громадной проблемы без перерыва переходили к другой. Так что поезжайте домой, повидайтесь с женой и доверьте на двадцать минут кому-нибудь другому ваше дело в Англии" *88.

Эйзенхауэр сдался. Он решил лететь в Соединенные Штаты и отдохнуть там две недели. Он улетел в полдень последнего дня 1943 года. Прежде чем покинуть Средиземноморье, он написал своему другу: "Я провел здесь тяжелый год, и, видимо, пора уезжать" *89.

Этот год был отмечен большими завоеваниями на карте. Силы под командованием Эйзенхауэра завоевали Марокко, Алжир, Тунис, Сицилию и южную Италию. Стратегические же достижения были в лучшем случае скромны. Германия не потеряла территорий, жизненно важных для своей защиты. Ей не пришлось уменьшить «число своих дивизий во Франции или в России. В целом кампании Эйзенхауэра с ноября 1942 по декабрь 1943 года следует признать стратегической неудачей.

Никоим образом нельзя всю вину за это сваливать на Эйзенхауэра. Летом 1942 года он предупреждал своих политических боссов, что произойдет при замене операции "Раундап" на "Торч". Но часть вины, безусловно, лежит на нем. Чрезмерная осторожность, с которой он начал кампанию, его отказ рискнуть и добраться до Туниса раньше немцев, его отказ бросить войска на захват Сардинии, его отказ освободить Фридендалла от должности, его отказ воспользоваться шансом захватить Рим силами 82-й воздушно-десантной дивизии — все это способствовало той неважной ситуации, которую он оставлял в Италии. Союзные армии находились далеко на юге от Рима, и больших надежд на быстрое продвижение зимой не было. Союзники потратили много ресурсов на очень незначительные достижения.

С политической точки зрения кампания породила глубокое недоверие французов и русских к американцам и британцам, и те, и другие хотели открытия второго фронта в северо-западной Франции, и те, и другие очень подозрительно отнеслись к сделке с Дарланом и к переговорам Эйзенхауэра с Бадольо. Кампания принесла минимальные военные достижения ценой дипломатического провала.

Но 1943 год принес союзникам и очевидные достижения — он дал высшему командованию вообще и Эйзенхауэру в частности так необходимый опыт. Войска также узнали, насколько сурова война. Далее, Эйзенхауэр выяснил, кто из его подчиненных может выдержать напряжение битвы, а кто — нет. Если бы не операция "Торч", если бы вместо "Оверлорда" в 1944 году годом раньше была начата операция "Раундап", то союзники высадились бы на берег с ненадежным Эйзенхауэром во главе неопытных войск под командованием Ллойда Фридендалла. Отказ от идеи поставить Фридендалла во главе в Омаха-Бич во время кризиса сам по себе уже служит оправданием средиземноморской кампании.

В своей первой боевой кампании Эйзенхауэр был не уверен в себе, колебался, часто впадал в депрессию, становился раздражительным, выносил суждения на основе недостаточной информации, проявлял оборонительные склонности как в настроении, так и в тактике. Но он понял, насколько важно для него сохранять оптимизм в присутствии подчиненных, как дорого в бою обходится осторожность и на кого он может положиться в критических ситуациях.

В средиземноморской кампании Эйзенхауэр и его команда возмужали. Теперь, когда они готовились к высшей точке войны, к вторжению во Францию, они намного превосходили ту команду, которая вторглась в Северную Африку в ноябре 1942 года. В этом отношении операция "Торч" вполне себя оправдала.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДЕНЬ "Д" И ОСВОБОЖДЕНИЕ ФРАНЦИИ

Айк прибыл в Вашингтон 2 января, в воскресенье, в полвторого ночи. Мейми узнала об этом всего за несколько часов до его приезда; она еще не спала, когда ее муж приехал в отель "Уордман-Парк". Эйзенхауэры проговорили ночь напролет обо всем на свете — о делах старых друзей, налогах, машине, назначении Айка, учебе Джона и о многом другом.

Мейми заметила изменения в муже. Он выглядел солиднее и старше, более уверенным в себе, чем полтора года назад. Он показался ей более серьезным, а его голос — более решительным. Ее беспокоило его неумеренное курение и радовала заразительная уверенность в успехе операции "Оверлорд".

После завтрака он объявил, что уезжает в Военное министерство на встречу с Маршаллом, и тут же уехал. Время теперь ему было дорого, как никогда раньше. В течение последующих двух недель Мейми убедилась, что для него стало привычным резко прекращать беседу или встречу, и не потому, что он стал грубым, а просто привык к этому и ожидал, что все вокруг понимают: ему пора переходить к следующей проблеме.

6 января Эйзенхауэры сели в личный вагон Маршалла и отправились в Уайт-Сулфур-Спрингс, где начальник штаба снял для них маленький коттедж, в котором они должны были провести два дня в полнейшем уединении. Отдых не во всем оказался покойным и приятным, потому что Айк дважды, оговорившись, назвал Мейми "Кей", что привело Мейми в бешенство. Айк покраснел, объяснил, что Кей ничего не значит для него, просто она практически единственная женщина, которую он видел за последние полтора года, и поэтому ее имя выскочило вполне механически. Это объяснение не удовлетворило Мейми*1.