Эйзенхауэр. Солдат и Президент - [46]

Несмотря на обещание, Рузвельт хотел уклониться от неприятной обязанности принять решение. Его решение — Маршалл назначается на "Оверлорд", Эйзенхауэр едет вместо него в Военное министерство — не находило поддержки. Оно делало Эйзенхауэра боссом Маршалла, что было совершенно абсурдно и, что еще хуже, ставило Эйзенхауэра в положение, в котором он мог отдавать приказы Макартуру, что Макартуру, понятно, понравиться никак не могло. Тем не менее Рузвельт отчаянно хотел дать Маршаллу шанс. Когда они вернулись в Каир в начале декабря, он попросил Маршалла высказать свое личное мнение и тем самым, как он надеялся, принять решение за него. Но Маршалл ответил, что хотя он с радостью будет служить на том посту, который укажет Президент, он не станет судьей в деле, которое затрагивает его самого.

Рузвельт принял решение. В конце последнего заседания в Каире он попросил Маршалла написать за него послание Сталину. Под диктовку Рузвельта Маршалл написал: «От Президента Рузвельта маршалу Сталину. Принято решение о незамедлительном назначении генерала Эйзенхауэра командующим операцией "Оверлорд"». А затем Рузвельт подписал его *79.

Это было самое щедрое решение в истории военного дела. Оно дало Эйзенхауэру великую, уникальную возможность. Без него он остался бы одним из нескольких знаменитых союзных генералов, а не стал бы Великим Командующим второй мировой войны и, как следствие, Президентом Соединенных Штатов.

Он получил назначение, если разобраться, за неимением лучшего. Объясняя свое решение впоследствии, Рузвельт говорил, что он просто не мог спать по ночам, когда Маршалла не было в стране. Эйзенхауэр явился логическим выбором, потому что Маршалл был слишком важен для страны, чтобы с ним расстаться даже для операции "Оверлорд". А поскольку командующий должен быть американцем, метод исключения приводил к Эйзенхауэру.

Тем не менее назначение Эйзенхауэра диктовалось и многими позитивными соображениями. "Оверлорд", как и "Торч", должна была быть совместной операцией, а Эйзенхауэр доказал, что он способен руководить объединенным штабом и командовать совместными британо-американскими операциями. Ни один другой генерал не мог похвастаться такими достижениями. Адмирал Каннингхэм, к тому времени член ОКНШ (он стал исполнять обязанности Первого Морского Лорда в середине октября), хорошо сказал об этом, покидая Средиземноморье. Он сказал Эйзенхауэру, что приобрел неоценимый опыт, видя, как силы двух наций, состоящие из людей разного воспитания, противоположных воззрений на штабную работу и "несовместимых общих принципов", собрались вместе и образовали команду. "Я не верю, — говорил Каннингхэм, — что кто-либо, кроме вас, смог бы достичь этого" *80.

Ключевым словом явилась "команда". Приверженность Эйзенхауэра командному духу, его умение настоять на совместной работе были основной причиной выбора, более важной, чем его руководство войсками, которое, по правде говоря, можно было оценить как осторожное и неуверенное. Командному духу Эйзенхауэр был привержен, пожалуй, всю свою жизнь, начиная с абилинской школы и ее бейсбольной и футбольной команд.

Задачи сбора разрозненных сил для операции "Оверлорд", образования из них настоящей команды, планирования боевых действий и управления этими действиями после начала операции были во многом похожи на работу тренера футбольной команды, если, конечно, отвлечься от масштаба деятельности. "Оверлорд" требовал способности обнаружить и использовать талант каждого игрока — среди них было много "звезд", эгоистичных и самовлюбленных, — сплавить эти таланты с другими и бороться вместе ради общей цели. Маршалл, несмотря на все его исключительные способности, не обладал терпением, которое требуется, чтобы работать спокойно и эффективно с примадоннами, тем более с британскими примадоннами. Не было у Маршалла и опыта Эйзенхауэра в руководстве десантными операциями. Брук, который постоянно и язвительно подвергал сомнению профессиональную компетентность Эйзенхауэра, и тот признавал этот факт. "Выбор Эйзенхауэра вместо Маршалла, — писал он, — правилен" *81.

Еще один фактор, определивший выбор Рузвельта, заключался в популярности Эйзенхауэра. Его любили все, и он не вызывал неприязни, даже когда с ним не были согласны. Его добродушный смех, заразительная ухмылка, свободные манеры и постоянный оптимизм имели неизменный успех.

Не менее важно было то, что его здоровье позволяло выдержать трудности и превратности долгой и тяжелой кампании. В свои пятьдесят три года он мог спать по четыре-пять часов в сутки, переносить на ногах простуду или грипп, стряхнуть с себя нечеловеческую усталость и явиться перед подчиненными с веселым лицом. Это не значит, что он не платил за свои перегрузки, он просто умел скрывать это. В сентябре 1943 года один из его друзей сказал ему, что по газетным фотографиям из Сицилии он убедился в прекрасной форме Эйзенхауэра. В ответ Эйзенхауэр признался: "Иногда, с трудом добираясь ночью до постели, я чувствую себя тысячелетним стариком" *82. Тем не менее он оставлял впечатление очень витального человека. Дуайт Эйзенхауэр был очень жизнелюбив и преданно любил свою работу.