Европолис - [63]

Уставшая, с больной головой после дороги, она сначала не поняла толком, что там написано. Когда же она сообразила, что это объявление о конфискации мебели и домашних вещей, она инстинктивно протянула руку, чтобы сорвать бумагу, но, как трусливый ребенок, тут же отдернула ее. Пенелопу охватил ужас, и сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она представила себе вещи, с которыми должна была расстаться: монументальную кровать красного дерева с бархатным пологом апельсинового цвета, буфет орехового дерева, сияющий хрусталь, турецкие ковры, платья, пальто, белье и всю мебель, взятую в долг, чтобы принять как следует американца.

Что же делать? Откуда ей взять столько денег?

Стамати не было дома. Уже неделя, как он уехал в Брэилу.

Совсем растерянная, она опустилась на кровать, оглядывая все вокруг блуждающим взглядом: ее вещи, их продадут с молотка, у нее ничего не останется… и окажется она совсем нищая, на улице.

Пенелопа чувствовала, что задыхается. Она встала, налила стакан воды и только поднесла его к губам, как послышался звонок. Пенелопа застыла. Она боялась пошевелиться. Кто мог прийти в такое время? Нелепый страх парализовал ее.

Вошла служанка с письмом и запечатанным сургучом пакетом.

— Это передал матрос.

Пенелопу словно подбросило электрическим током.

— А где Жан?

— Уехал.

Жан, прекрасно понимавший, что такое деликатные вопросы, испарился.

Сгорая от любопытства и нетерпения, Пенелопа, не найдя под рукой ни ножа, ни ножниц, прямо на глазах у служанки разорвала зубами шнурок, которым был перевязан пакет. На пол посыпалась груда конвертов, белых, голубых розовых… Пенелопа все поняла: это были ее письма.

Это был смертельный удар, как если бы пуля попала ей прямо в сердце.

Запечатанное письмо она держала между пальцами.

Ей не хватало смелости вскрыть его.

Что он мог написать?

Стало смеркаться. Сделав над собой усилие, Пенелопа дотащилась до окна, разорвала конверт и стала читать.

Пенелопа дрожала от глухой ненависти, у нее началась икота, губы исказила злая, горькая и странная улыбка.

«Значит, все кончено… вот и все… ничего не осталось… Какая низость… какие подлецы эти мужчины…»

О! Если бы он был сейчас перед ней! Трус. Он скрывается. У него не хватает смелости посмотреть ей в глаза… Но она ему докажет, что он ошибается, он ее еще не знает… Она еще заставит его помучиться, он еще будет сожалеть… Она отомстит ему, покончив с собой. Тогда он узнает, что за любовница была у него, которую он не мог оценить. Что тогда скажут люди? Они скажут, что она была сильнее его. Что, разве она не вольна сделать со своей жизнью все, что захочет? Кто посмеет ей помешать? Раньше или позже все равно все кончится. Что еще ожидает ее в жизни? Если ей не дано было счастье… если так на роду написано, так уж лучше… нужно кончать.

Ощутив новый прилив ярости, Пенелопа решительно поднялась. Ей казалось, что потолок давит на голову, стены сжимают с боков. Она задыхалась, думая лишь об одном — как выйти. Распахнув дверь, женщина выбежала на улицу, словно кто-то звал ее. На улице она вздохнула полной грудью и быстро зашагала вперед. Непокрытая голова ее пылала, в висках стучало, но она не испытывала никаких колебаний, никакой усталости. Наоборот, шла бодро, грудь ее переполняла гордость и решимость. Подхваченная каким-то героическим порывом, она испытывала необходимость совершить нечто великое, что удивило бы весь свет. Теперь она ничего не боялась. Неодолимая сила толкала ее навстречу мрачной морской пустыне.

Два ряда фонарей, словно любопытные глаза, смотрели на нее издалека. Среди ночной мглы вырисовывался силуэт парохода, стоящего у дебаркадера и готового к отплытию.

Пенелопа ускорила шаги, обходя стороной группы людей. Мысли, проносившиеся в ее воспаленном мозгу, отлучали ее от мира.

Был осенний вечер. Жалобно скрипя, гнулись черные скелеты акаций, посаженных вдоль дороги. С моря дул холодный соленый ветер, торопливо гоня по мокрой земле желтые, мертвые листья.

Пенелопа шла, не останавливаясь до тех пор, пока не оборвалась дорога.

Мол, отделяющий Дунай от моря, заканчивался зеленым маяком. Стаи бабочек и мелких насекомых, привлеченных сияющим светом маяка, бились о раскаленные стекла и падали в воду у его подножия.

Море было спокойным, огромным. Небо с его звездным миром отражалось в воде, словно в черном зеркале. Мириады ламп сияли, дрожа в морской глубине.

Пенелопа, совсем одинокая среди ночи, стояла у зеленого маяка и смотрела вдаль.

Брызги соленой воды попали на ее туфли. Она отступила на шаг и стала искать носовой платок, но вдруг испуганно вздрогнула. Неподалеку оглушительно заревела пароходная сирена. На пароходе подняли якорь. Он покидал порт, медленно скользя по черной воде и оставляя за собой две освещенные струи. Нельзя было терять времени. Пенелопа торопливо зашла за маяк, боясь, как бы кто-нибудь не увидел ее с парохода. Быстро и неожиданно для себя она шагнула с мола в пустоту. Она падала стоймя, сжав кулаки и приняв последнее решение: не размахивать руками.

…Она услышала только долгий звон воды над головой… а потом — ничего.

* * *

Делиу в Бухаресте получал известия от преданного Жана из Сулины.