Европейские поэты Возрождения - [40]

Несчастьем мне, и нравиться другому

Не нравилось, как будто это было

Моей виною и моим позором —

Внушать любовь и возбуждать желанья.

Но время шло. Чего любовник верный

Со временем от милой не добьется

Повиновеньем, вздохами, мольбами?

Да, я сдалась, — оружьем победитель

Избрал недаром слезы, и смиренье,

И скорбный вид, и просьбы о пощаде.

Открыла тень одной короткой ночи

Мне то, что долгий свет тысячедневный

Открыть не властен был бы и поныне.

Я прокляла тогда свою наивность

И слепоту и молвила, вздыхая:

«Вот лук мой, Кинтия, — с меня довольно

И стрел твоих, и твоего устава».

Хочу я верить, что и твой Аминта

В один прекрасный день преодолеет

Твое упрямство дикое и сердце

Железное твое смягчит. Быть может,

Он не пригож? Или тебя не любит?

Или другим не люб? Или, отвержен

Тобою, бросился другой в объятья?

Он Сильвии, быть может, не достоин?

Достоин: если ты — дитя Кидиппы

И внучка бога этой славной речки,

То он Сильвано сын, который сыном

Был божеству стада пасущих — Пану.

Когда ты смотришь в зеркало речное,

Тебе не уступает Амариллис

Ничуть в красе, но он пренебрегает

Приманками ее, предпочитая

Страдать из-за тебя. Ты, видно, хочешь

(Да не исполнится твое желанье!),

Чтоб он другой, отчаявшись, прельстился,

Которая его прельстить бы рада.

Какими бы глазами посмотрела

Ты на него тогда? На то, как счастлив

С другою он и над тобой смеется?

Сильвия.

Пусть поступает со своей любовью

Аминта, как захочет. Чьим угодно

Пусть будет он — моим бы только не был:

Я не хочу, и он моим не будет,

А стань моим, его бы я не стала.

Дафна.

Чем объяснить вражду?

Сильвия.

Его любовью.

Дафна.

Любовь добра, а дочь ее жестока?

Но от ягнят когда рождались кротких

Тигрицы? Или от вороны — лебедь?

Ты говоришь неправду.

Сильвия.

Я любила

Его, покуда он желал того же,

Чего и я. Теперь другое дело.

Дафна.

Ты зла себе желала. Он желает

Тебе добра, как и себе.

Сильвия.

Довольно

Об этом, Дафна.

Дафна.

Ну и воспитанье!

Нет и в помине уваженья к старшим.

Одно скажи: когда б другой влюбился

В тебя, с другим бы ты была другою?

Сильвия.

Другою никому меня не сделать

Из оскорбителей, в которых видишь

Влюбленных ты, а я — врагов заклятых.

Дафна.

Выходит, овны овцам

Враги? Какая глупость!

Быки враги коровам?

Выходит, голубице

Заклятый ворог голубь?

Выходит, ты расцветом

Вражды весну считаешь,

Блаженнейшую пору,

Которая с улыбкой

Зовет к любви и счастью

Природу и животных,

Мужей и жен? Ужели ты не видишь,

Как все живое нынче

Любовью дышит новой,

Любовью, полной трепетной отрады?

Не видишь? Полюбуйся

На голубя, что, сладостно воркуя,

Целуется с подругой.

А соловей? Послушай,

Как он поет на ветке:

«Люблю, люблю». Узнай, когда не знаешь,

Что змеи нынче поспешают к милым,

Простясь на время с ядом;

Тигрица с тигром рядом,

И гордый лев влюблен. Лишь ты, дикарка,

Чья дикость превосходит

Звериную, любви бежишь упорно.

Да что там твари — тигры, львы и змеи,

Когда растения и те умеют

Любить. Смотри, с какой самозабвенной

Доверчивостью обнимают лозы

Своих мужей любимых; сосны сохнут

По соснам, плачет ивушка по иве,

Бук любит бук, и ясень любит ясень,

А пиния по пинии вздыхает.

И этот дуб корявый

И неприступный с виду, —

Он тоже знает силу

Любовного огня; и ты могла бы

Его услышать вздохи, если б сердце

Твое любить умело. Или хуже

Ты хочешь быть растений,

Не зная наслаждений?

Оставь, оставь упрямство,

Одумайся, глупышка.

Сильвия.

Поверь: как только вздохи

Услышу я растений,

Я погружусь в пучину наслаждений.

Освобожденный Иерусалим Отрывок [96]

Тут Аладин из Золотых ворот

Выходит, ратным окруженный строем,

В надежде, если счастье снизойдет,

Успеть на помощь славным двум героям.

Султан с налету на француза жмет,

Тесня его, потом отходит с боем,

Ворота запирает за собой.

Но где Клоринда? Нет ее одной.

Как раз когда ворота затворяли,

Ее в толпе ударил Аримон.

Она — за ним, от города все дале,

Пылая местью. Паладин сражен.

А что Аргант? Заметить мог едва ли

Исчезновение Клоринды он:

Забрали ночь и ратников громада

У сердца — память, остроту — у взгляда.

Покончив с незадачливым бойцом

И успокоив кровью жажду мщенья,

Она пришла в себя: враги кругом,

И неоткуда больше ждать спасенья.

Однако, убедившись, что ни в ком

Она не вызывает подозренья,

Воительница храбрая нашлась,

Одним из паладинов притворясь.

Потом, как волк, который схорониться

В лесу спешит и заметает след,

Она хотела тайно отделиться

От христиан, пока порядка нет

В рядах врагов и не зажглась денница,

Но тут ее разоблачил Танкред:

Он Аримона видел смерть воочью

И за Клориндой ехал, скрытый ночью.

Танкред не даст убийце ускользнуть,

Уверен, что принудит мужа к бою.

Она к другим воротам держит путь,

Священной осененная горою,

Но склон не успевает обогнуть,

Оружья звон услыша за спиною,

И в ночь кричит: «Ты с чем спешишь, гонец?»

В ответ: «С мечом. Теперь тебе конец».

«Ты ищешь смерти, — дева молвит смело, —

И ты ее получишь от меня».

Затем что с пешим всаднику не дело

Сражаться, паладин сошел с коня.

Мечи скрестились, битва закипела,

Сверкают взоры, полные огня.

Враги сошлись, напоминая оба

Быков, которых ослепила злоба.

Достойны ярких солнечных лучей

И зрителя отвага их и сила.

О ночь, напрасно ты в груди своей

Сражающихся воинов сокрыла!

Позволь поведать для грядущих дней

Подробно обо всем, что дальше было.