Европейцы - [9]

— И вам никогда не хотелось нас увидеть?

Гертруда ответила не сразу.

— Мне хотелось.

— Тогда я рад, что застал дома вас. Нам тоже хотелось вас увидеть, и мы взяли и приехали.

— Ради этого? — спросила Гертруда.

Молодой человек, все так же улыбаясь, огляделся по сторонам.

— Да, пожалуй что, ради этого. Мы не очень вам будем в тягость? — спросил он. — Впрочем, не думаю… право же, не думаю. Ну, и, кроме того, мы любим странствовать по свету и рады любому предлогу.

— Вы только что приехали?

— В Бостон — два дня назад. В гостинице я навел справки о мистере Уэнтуорте. Вероятно, это ваш батюшка? Мне сообщили, где он живет; как видно, он достаточно известен. И я решил нагрянуть к вам безо всяких церемоний. Так что нынче, в это прекрасное утро, меня наставили на правильный путь и велели не сходить с него, пока город не останется позади. Я отправился пешком, мне хотелось полюбоваться окрестностями. Я все шел, шел — и вот я здесь, перед вами. Отшагал я немало.

— Семь с половиной миль, — сказала мягко Гертруда.

Теперь, когда молодой человек оказался из плоти и крови, она ощутила вдруг, что ее пробирает смутная дрожь. Гертруда была глубоко взволнована. Еще ни разу в жизни она не разговаривала с иностранцем, но часто и с упоением об этом мечтала. И вот он здесь, перед ней, порожденный воскресной тишиной и предоставленный в полное ее распоряжение! Да еще такой блестящий, учтивый, улыбающийся. Тем не менее, сделав усилие, она взяла себя в руки, напомнила себе, что как хозяйка дома должна оказать ему гостеприимство.

— Мы очень… очень вам рады. Пойдемте в дом, прошу вас.

Она двинулась по направлению к открытой двери.

— Значит, вы не боитесь меня? — снова спросил молодой человек, рассмеявшись своим беззаботным смехом.

Несколько мгновений она раздумывала, потом ответила:

— Мы не привыкли здесь бояться…

— Ah, comme vous devez avoir raison!^[12] — воскликнул молодой человек, глядя с одобрением на все вокруг.

Впервые в жизни Гертруда слышала так много произнесенных подряд французских слов. Они произвели на нее сильное впечатление. Гость шел следом за ней и, в свою очередь, смотрел не без волнения на эту высокую привлекательную девушку в накрахмаленном светлом муслиновом платье. Войдя в дом, он при виде широкой белой лестницы с белой балюстрадой приостановился.

— Какой приятный дом, — сказал он. — Внутри он еще больше радует глаз, чем снаружи.

— Приятнее всего здесь, — сказала Гертруда, ведя его за собой в гостиную — светлую, с высоким потолком, довольно пустынную комнату, где они и остановились, глядя друг на друга. Молодой человек улыбался еще лучезарнее; Гертруда, очень серьезная, тоже пыталась улыбнуться.

— Думаю, вам вряд ли известно мое имя, — сказал он. — Меня зовут Феликс Янг. Ваш батюшка доводится мне дядей. Моя матушка была его сводной сестрой; она была старше его.

— Да, — сказала Гертруда, — и она перешла в католичество и вышла замуж в Европе.

— Я вижу, вы о нас знаете, — сказал молодой человек. — Она вышла замуж, а потом умерла. Семья вашего отца невзлюбила ее мужа. Они считали его иностранцем. Но он не был иностранцем. Хотя мой бедный отец и явился на свет в Сицилии, родители его были американцы.

— В Сицилии? — повторила полушепотом Гертруда.

— Жили они, правда, всю жизнь в Европе. Но настроены были весьма патриотично. И мы тоже.

— Так вы сицилиец? — сказала Гертруда.

— Ни в коем случае! Постойте, давайте разберемся. Родился я в небольшом селении — очень славном селении — во Франции. Сестра моя родилась в Вене.

— Значит, вы француз, — сказала Гертруда.

— Избави бог! — вскричал молодой человек.

Гертруда вскинула голову и так и приковалась к нему взглядом. Молодой человек снова рассмеялся.

— Я готов быть французом, если вам этого хочется.

— Все-таки вы в некотором роде иностранец, — сказала Гертруда.

— В некотором роде да, пожалуй. Но хотел бы я знать, в каком? Боюсь, мы так и не удосужились решить этот вопрос. Видите ли, есть такие люди на свете, которые на вопрос о родине, вероисповедании, занятиях затрудняются ответом.

Гертруда смотрела на него не отрываясь. Она не предложила ему сесть. Она никогда о таких людях не слышала; ей не терпелось услышать о них.

— Где же вы живете? — спросила она.

— И на этот вопрос они затрудняются с ответом, — сказал Феликс. — Боюсь, вы сочтете нас попросту бродягами. Где только я не жил — везде и всюду. Мне кажется, нет такого города в Европе, где бы я не жил.

Гертруда украдкой глубоко и блаженно вздохнула. Тогда молодой человек снова ей улыбнулся, и она слегка покраснела. Чтобы не покраснеть еще сильнее, она спросила, не хочется ли ему после долгой прогулки что-нибудь съесть или выпить, рука ее невольно опустилась в карман и нащупала там оставленный ей сестрой ключик.

— Вы были бы добрым ангелом, — сказал он, на мгновение молитвенно сложив руки, — если бы облагодетельствовали меня стаканчиком вина.

Она улыбнулась, кивнула ему и в то же мгновение вышла из комнаты. Вскоре она возвратилась, неся в одной руке большой графин, а в другой блюдо с огромным круглым глазированным пирогом. Когда Гертруда доставала этот пирог из буфета, ее вдруг пронзила мысль, что Шарлотта предназначала его в качестве угощения мистеру Брэнду. Заморский родственник рассматривал блеклые, высоко развешанные гравюры. Услыхав, что она вошла, он повернул голову и улыбнулся ей так, словно они были старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки.