Еврейское счастье военлета Фрейдсона - [21]

— Прервись. Покурим, — напросился я.

— Покурим, — согласился политрук. — И конника с собой возьмем. Пойдешь, Иван? — посмотрел он на Данилкина.

Иван кивнул.

А Коган продолжил.

— Кстати я выяснил, что все твои вещи, в том числе и папиросы которые тебе и твои товарищи с полка притащили и в пайке выдали за декабрь, уполномоченный Ананидзе забрал из той палаты, в которой ты до морга лежал. Ну и пьянку же вы там устроили по поводу твоего награждения. Героическую. Где только столько хорошего спирта достали? А на Новый год добавили. Ты и окочурился с перепою в новогоднюю ночь. Пришли вас проведать — все в лежку. Только остальные храпят мертвецки, а ты упился до полной потери пульса. А еще еврей… Вот тебя в морг и снесли. Так что выцарапывай теперь у уполномоченного свое тряхомудие. А там, как сказали — твои летуны с полка ПВО тебя ''Дюбеком'' да 'Северной Пальмирой'' побаловали. — Данилкин на этом месте присвистнул коротко, — И со спиртом тоже они, наверное, расстарались, потому как называли тот напиток мною допрашиваемые загипсованные личности ''ликер Шасси''.

Разогнулся. Осмотрел свое творение, массируя единственной рукой поясницу.

— Ну вот, пусть теперь просохнет, а мы пока покурим и вы — рукастые — мне эту наглядную агитацию повесить поможете в холле.

В обед, поедая пустые капустные щи, я уже вполне успокоился и подумал, что ''тараканьи бега'' отменяются, как меня через дежурную сестру вызвали к товарищу Ананидзе.

''Перетопчется, — подумал я. — Мясные биточки с картофельным пюре да с подливой я тут не оставлю. И вообще у меня законный обед. Вот и пусть этот Ананидзе чтит Устав''.

Кабинет особиста был… если одним словом, то аскетичный. Ничего лишнего. А то, что есть весьма скромного облика.

Сам Ананидзе оказался маленьким плотным в смоль чернявым с глубоко сидящими колючими карими глазками. Казалось, он родился с шилом в заднице. Просто посидеть спокойно пять минут не мог. Вечно вскакивал и нарезал круги по кабинету. Может именно поэтому протокол вел приткнувшийся в углу молодой молчаливый сержант госбезопасности с сытой мордой, однако, носящий в петлицах вместо треугольников по два кубаря. Сам Ананидзе к моему удивлению хвастал комиссарской звездой на рукаве гимнастерки и именовался званием ''политрук''. В петлицах он гордо нес такие же три кубаря, что и мне положены. Возраста он был на взгляд неопределенного.

— Опаздываете, товарищ, — встретил меня уполномоченный недовольным тоном.

Я нарочито постучал костылями по полу и заявил на такой прикол с его стороны.

— В следующий раз посылайте за мной двух рысаков с носилками. Будет быстрее, чем я сам на костылях пришкандыбаю. И то только после обеда. Так зачем я вам понадобился?

— Т-а-а-ак… — протянул Ананидзе, наморщив лицо. — Побеседовать с интересной личностью. Присаживайтесь. Меня зовут младший лейтенант госбезопасности Ананидзе Автондил Тариэлович. Мой ассистент — сержант госбезопасности Недолужко Сергей Панасович. Я уполномоченный Особого отдела по Первому коммунистическому красноармейскому госпиталю.

— Тогда почему на вас форма политрука? — спросил я.

— Приказ наркома обороны. Вы такой не помните разве?

— Нет, — пожал я плечами. — Не помню.

— Тогда не будем терять время. Побеседуем? — предложил он.

Сержант в углу в разговоре участия не принимал. Прикидывался ветошью. Очинял карандаш. Аккуратно и неторопливо.

— А мы что делаем? — удивился я.

— Треплемся мы, — ухмыльнулся чекист, — а должны беседовать. Я же должен в ходе этой беседы вам задать несколько вопросов.

— Спрашивайте, — разрешил я ему и мой тон чекисту явно не понравился. Это видно было по его лицу.

Первый его вопрос меня прямо ошарашил.

— Ваше имя, отчество и фамилия?

— Ойц! — скопировал я Когана. — Как будто вы его не знаете? — удивленно спросил я.

Спрятав свое раздражение, особистский политрук Ананидзе практически спокойно пояснил.

— Ведется протокол, так положено. А что я знаю или не знаю это не существенно. Существенны только ваши ответы.

Сказал бы я им что положено, на кого положено и как положено, но доктор позавчера предупредил, что надо быть терпеливым и, по возможности, вежливым.

— Мне сказали, что зовут меня Ариэль Львович. Фамилия — Фрейдсон.

— Кто сказал?

— Доктор Туровский, военврач второго ранга.

— А сами вы что скажете, без Туровского.

— Не знаю. Точнее, не помню.

И так по всей паспортной части анкеты прошлись. Ананидзе старался быть терпеливым и только один раз сорвался. Когда я, усмехнувшись ему в лицо, заявил что переспрашивать по нескольку раз уже известную ему информацию про мою национальность — это как бы ''за гранью бобра и козла''. И добавил.

— Вы антисемит?

У Ананидзе даже акцент прорезался.

— Гинш! Ты чито себе думаешь, что если грузин вспильчивый, его дразнить можно? Да? Умный. Да? У нас такие умные свои мозги на параше высирают. Понял. Да?

— Не понял, — честно ответил я. Никакой вины я за собой не чувствовал.

Сержант-протоколист оставался невозмутимым как олимпийский бог и только химическим карандашиком чиркал себе по бумаге плохого качества. А особист к моему удивлению быстро взял себя в руки, успокоился и уже совершенно без акцента задал очередной вопрос.