Еврейский вопрос - [13]

После этих выборов, несмотря на возмущение моих коллег, я сразу сказал, что бодаться ни за что я не собираюсь, само звание мне до лампочки, главный не главный – мне все равно. Но раскол произошел. Раввины-ортодоксы говорят, что не признают Лазара, что у нас своя организация, свои авторитеты и до хасидов нам дела нет. В общем, все оказалось непросто. Тем временем конфликт перешел в активную фазу, и вскоре мы почувствовали, что у нас начались проблемы. Хаббадники постарались задавить нас, используя в том числе и кремлевский ресурс. Пытались забрать синагогу, всякие гадости вытворяли, меня подкупать пробовали, чего только не было.

Купить меня пытался Леви Леваев. Предлагал большие деньги, чтобы я ушел на пенсию. К моменту этих событий я его уже давно знал, мы много раз встречались на разных мероприятиях и днях рождениях. Один раз, после появившихся слухов о том, что раввин Гольдшмидт, около пяти лет возглавлявший ортодоксальную синагогу, собирается уезжать, Леваев пригласил меня на ужин в свой шикарный московский особняк. И за ужином начал вести разговоры о том, что Гольдшмидт – такой-сякой, находится не на своем месте, теперь вот вообще уезжать собрался, надо с ним как-то разобраться. Давай поставим на его место Лазара, сделаем его главным раввином. Тебя мы упраздним, но зато все твои проблемы будут мгновенно решены, в том числе финансовые. Будет все, что только пожелаешь. Я развел руками, говорю: «Ребята, вы же религиозные люди, вы же понимаете, что, пока человек сидит на месте, никакие варианты не обсуждаются. Когда раввин Гольдшмидт скажет, что он уходит, тогда и вернемся к нашим разговорам». На том и порешили.

Второй раз Леваев пригласил меня к себе, когда над Гусинским начали сгущаться тучи. В тот раз мы встречались с ним в гостинице, и разговор был о том, что Гусинский больше не игрок, что у него нет будущего в России и глупо его держаться. Дескать, Адольф Соломонович, мы тебя уважаем за все, что ты сделал в советские трудные времена, и у нас есть к тебе предложение. Вот тебе лист бумаги, пиши, что по собственному желанию ты уходишь на пенсию, а вот чемоданчик, в котором лежат двести сорок тысяч долларов. Это тебе на квартиру. Надо сказать, что в 90-х это были астрономические деньги. Я говорю: «Нет, ребята, извините, я должностями не торгую, хоть два миллиона предлагайте, я общину не сдам. Вы сами прекрасно знаете, как внутри еврейской среды воспринимают Лазара. Не могу я согласиться на эти вещи». Леваев мне: «Это не ответ, подумай, у вас нет вариантов, у нас в Кремле все схвачено, полная поддержка, мы тебе предлагаем хороший вариант». Я ни в какую. Не согласился, с тех пор они прервали со мной всякие отношения и сделали все по-своему.

Конечно, после назначения Лазара мое положение сильно изменилось. Тут же меня выкинули из всех конгрессов и комиссий, единственное, оставили в комиссии при правительстве. Ее возглавляла Валентина Ивановна Матвиенко, а у нас с ней были хорошие отношения. Она сказала: «Хотите ввести Лазара – пожалуйста, я не возражаю, но Шаевич пусть останется, мы много лет сотрудничаем».

Но в Кремль меня звать перестали, как будто похоронили. Хотя, надо отдать должное, ничем не мешали общине, не давили, не угрожали, никаких репрессий не устраивали. То, что не зовут в Кремль, это ладно – главное, что кислород не перекрыли и синагогу не трогали. Кроме того, у нас остались нормальные отношения с московским правительством и Лужковым, поэтому особых неудобств мы не испытывали. Да и с большинством чиновников отношения не прервали. Неожиданно меня вдруг позвали на похороны Бориса Николаевича Ельцина. Причем не просто на отпевание в храме Христа Спасителя – туда пускали всех желающих, а в Кремль за поминальный стол. Потом мне сказали, что Наина Иосифовна по старой памяти позвала. Может, она и не знала, что я уже отовсюду исключен.

Сам Путин, естественно, тогда ни во что не вникал, ему вообще все наши еврейские дела были до лампочки. Единственное, у него были очень плохие отношения с Гусинским, и если бы ему Волошин не сказал, что Шаевич – человек Гусинского, может, все пошло бы по-другому. Позже мне представилась возможность это проверить. Когда Гусинского отпустили и он уехал из страны, Михаил Маратович Фридман сказал, что он договорился о встрече с Сурковым и мы можем пойти, обсудить ситуацию. Мы пришли к Суркову, а он говорит – так ты же человек Гусинского! А какой я человек Гусинского? Точно так же можно сказать, что я человек Березовского, Невзлина, Смоленского, Ходорковского. Я ко всем этим людям ходил на поклон за деньгами. В 90-е годы возникла ситуация, когда никто не оказывал помощи синагоге, и я просто вынужден был просить денег. В синагогу приходили телеграммы, в которых было написано, что «если вы не заплатите за свет до такого-то числа, мы его отключим, если не заплатите за водоснабжение, отключим воду». Ситуация была очень напряженная, и тогда только Гусинский отозвался и помог. Возмутился: «Столько богатых евреев появилось, а раввин ходит с этими телеграммами и побирается. Стыдно. Не беспокойся, что-нибудь придумаем».