Эволюция потребления - [315]
Экзотическим влияниям пришлось претерпеть некоторые изменения, чтобы стать допустимыми, как в случае с «курицей тикка масала» – блюдом, которое пришлось придумать заново, чтобы его в качестве настоящего национального блюда принялись поглощать британские политики и потребители. Какие-то влияния пришлось маскировать и скрывать. Например, индийские рестораны в Великобритании редко кричали о своих исламских корнях, несмотря на тот факт, что большинство из них принадлежало мусульманам из Пенджаба и Кашмира. По понятным причинам большинство предприимчивых рестораторов не хотели рисковать и составляли для своих гостей некое обобщенное стандартизированное меню, где Индия в каждой строчке, но по факту ее нет нигде. Региональными и религиозными особенностями блюд приходилось жертвовать. Местные власти также сыграли свою роль в изображении приукрашенной Индии – такой, которая не противоречила их политическим интересам. Деиндустриализация старых промышленных городов началась с того, что они заявили о себе как о региональных столицах карри. В 1980-е в Брэдфорде туристам предлагали гастрономический тур по заведениям, где подавали карри. В Бирмингеме блюдо балти (balti), которое готовили в воке, стало своеобразной визитной карточкой города[1619]. Однако последствия этих придуманных гастрономических гибридов не стоит преувеличивать. Хотя обед в этническом ресторане и давал местным жителям представление о другой культуре (даже несмотря на то что блюдо или декор могли иметь мало общего с тем, за что их выдавали), все это лишь с натяжкой можно назвать мультикультурализмом. Есть огромная разница между жизнью бок о бок с иностранцами и возможностью иногда заказывать у них пищу. Миллионы порций карри, ежегодно потребляемые в Великобритании, не смогли искоренить расовую дискриминацию и конфликты.
Сочетание преемственности и изменений хорошо просматривается на примере эмигрантских семей. С одной стороны, люди удивительно упрямы, когда речь заходит о еде. Вкусовые ощущения, в конце концов, представляют собой один из самых интимных аспектов нашей жизни, это то, к чему мы привыкаем в раннем детстве, впитываем их, если можно так выразиться, с молоком матери. С другой стороны, люди проявляют необыкновенную гибкость в этом вопросе, внезапно «влюбляясь» в пищу, которая традиционно не считалась съедобной, как, например, сырая рыба и суши. Такие противоречия особенно характерны для мигрантов, которым приходится искать свой путь в новой стране с чужой гастрономической культурой. Так как же они решают эти противоречия?
Стоит вспомнить о том, что прием пищи – это нечто большее, чем просто еда на тарелке. Он включает в себя определенные понятия о формате трапезы, правилах поведения во время еды и месте приема пищи. Мигрантам удалось сохранить свою идентичность, подстроив под себя одни элементы и сохранив другие. Этнографическое исследование десятилетней давности, посвященное жизни бенгало-американских семей в районе Чикаго, зафиксировало следующий порядок питания одной семьи: по воскресеньям омлет и тост на завтрак, на обед карри с ягненком; рыба и рис в течение первых трех дней недели; обед в четверг: жареные куриные ножки с салатом по-американски и французской заправкой. В пятницу семья отправлялась в Red Lobster (сеть ресторанов, знаменитая своими стейками и блюдами из морепродуктов). В отличие от своих соседей-американцев, эти семьи продолжали употреблять в пищу много рыбы и риса, как и их соотечественники в Бенгалии. Больше всего изменился завтрак, имеющий наименьшее символическое значение. Изменились также место и формат семейной трапезы. В Калькутте по выходным ели дома. В Чикаго же по выходным семьи начали есть в заведениях общественного питания[1620]. Такие избирательные изменения могут продолжаться на протяжении не одного поколения, и они необязательно ведут к потере этнической идентичности. Итало-американцы в 1990-х ели меньше макарон, чем их прадеды. На неделе они чередовали блюда из тушеных продуктов с американской едой. Но наступало воскресенье, итальянские блюда появлялись на столе, и вся семья собиралась за этим столом словно на праздник.
Для выживания национальной гастрономической культуры в эмиграции статус важен не меньше, чем вкусовые рецепторы. Статус зависит от того, есть ли у сообществ мигрантов возможности и заинтересованность в сохранении старых обычаев. Бенгальские семьи в Чикаго обладали высоким статусом – они не чувствовали неуверенности в себе, у них не возникало желания перестать есть рыбу и начать копировать поведение американцев. А вот одно исследование быта японских рабочих на сахарной плантации на Гавайях в 1930-х демонстрирует противоположную ситуацию. В Японии, когда у рабочей семьи начинает расти доход, она переходит на высококачественный шлифованный рис. Среди таких же японских семей на Гавайских островах происходило обратное. Только пожилые продолжали придерживаться рисовой диеты. Остальные же полностью переключились на американские крекеры, белый хлеб, масло, джем и кофе. На американских Гавайях, в отличие от Японии, шлифованный рис был признаком бедности. И рабочие на плантациях, стремящиеся подняться по социальной лестнице, хотели поскорее оставить его в прошлом. Для нового поколения традиционная еда быстро теряла свою привлекательность. «Мне не нравится японская еда, – сказала одна молодая японка, закончившая среднюю американскую школу. – Рыба плохо пахнет, а готовить рис слишком долго»
