Евнухи в Византии - [54]

Переход к положительному взгляду на евнухов в Византии

В своей работе о византийских евнухах, которая сосредоточена, в первую очередь, на проблемах гендера, Рингроуз развивает следующий аргумент: в отличие от враждебной категоризации евнухов в поздней Римской империи, в Византии возникло позитивное конструирование идентичности евнуха, которое стало нормой[820]. Она датирует эту трансформацию самое позднее Х веком, указывая, что VIII–IX века также были поворотным моментом. Рингроуз предполагает, что бóльшая интеграция евнухов в византийское общество из-за растущего числа евнухов из ромеев сыграла определенную роль в появлении этого положительного образа. Это конструирование, утверждает она, приняло форму признания евнухов третьим полом. Рингроуз, как кажется, имеет в виду преимущественно придворных евнухов, ибо утверждает, что их адаптация к роли идеального служителя была тесно связана с их идентификацией как третьего пола: например, они были обучены определенным манерам поведения и носили особенную одежду.

На формирование взглядов Рингроуз особенно повлиял текст Феофилакта Охридского, написанный в начале XII века и озаглавленный «В защиту евнухов»[821]. Он был составлен Феофилактом для своего брата-евнуха: обычно считают, что его звали Димитрием. Основная часть текста представляет собой диалог между монахом и евнухом: монах нападает на оскопление и евнухов, а евнух отвечает на его обвинения. Этот евнух действительно представляет собой очень яркий пример: в своем ответе он подробно останавливается на изменившихся условиях византийского общества, отмечая, например, устаревшие взгляды на апостольские каноны и позднеантичное императорское законодательство. Он утверждает, что византийских евнухов никоим образом нельзя сравнивать с теми, что встречаются среди персов или арабов, а также отмечает, что всех людей следует судить по их собственным достоинствам и что, хотя могут существовать отдельные дурные евнухи, большинство из них хорошие. Действительно, далее он заявляет, что евнухи обладают природной чистотой, с которой не могут сравниться даже подвижники. Мнение о том, что евнухи вообще чисты от природы, встречается и в одном из стихотворений Феофилакта: на это указывает Рингроуз, предполагая, что это было общепринятым в то время мнением[822]. В свой труд «В защиту евнухов» Феофилакт включает и этимологию слова «евнух», которая здесь явно позитивна, в отличие от ее более нейтрального толкования как «хранитель ложа», — Феофилакт отмечает, что термин «евнух» обязан своим происхождением тому факту, что такие люди были благонамеренными (εὐνοοῦν)[823]. Рингроуз утверждает, что этот факт иллюстрирует изменения восприятия евнухов в византийском обществе[824].

Потенциальная проблема тезиса Рингроуз заключается в том, что негативные взгляды на евнухов в Византии тоже существовали[825]: даже сам Феофилакт мог нападать на евнуха за его развращенный и безнравственный образ жизни[826]. Впрочем, Рингроуз хорошо знает об этом факте и пытается истолковать его. Для нее такие враждебные комментарии — устаревшая стереотипная риторика, топосы, которые могли проявиться в византийской литературе, но которые не подрывают новую норму позитивного отношения к евнухам[827]. Как говорит Феофилакт, плохие евнухи могут существовать, но это скорее исключение, чем правило.

Таким образом, Рингроуз развивает аргумент, который делает византийское представление о евнухах весьма положительным. В средневизантийский период возникла позитивная идентичность евнухов, которая признавала их третьим полом. Это была идейная норма, на которую не влияло повторение противоположных ей негативных взглядов. Но права ли Рингроуз? В следующих разделах будут подробнее рассмотрены образы и взгляды на евнухов в поздней Римской и Византийской империи и выдвинуто предположение, что это утверждение не столь однозначно.

Позднеантичные положительные взгляды на евнухов

Для начала важно признать, что положительные взгляды на евнухов могли существовать и в поздней Римской империи, несмотря на впечатление о ее подавляющей враждебности[828]. Например, Аммиан Марцеллин мог хвалил евнуха Евферия, главного спальничего своего героя Юлиана[829]. Этому евнуху он приписывает такие замечательные качества, как ум, порядочность, доброта, умеренность, верность и умение давать хорошие советы. Аммиан, в отличие от Феофилакта, утверждает, что хороший евнух был исключением из правила. Он заявляет, что искал исторические свидетельства, дабы отыскать другой такой образец, и смог обнаружить только Менофила, евнуха понтийского царя Митридата VI[830]. Этому евнуху было поручено заботиться о дочери Митридата Дрипетине, которую он излечил от болезни, но когда он испугался, что ее захватят римляне, то убил, чтобы защитить от насилия, а затем покончил с собой. Даже этот случай не произвел на Аммиана достаточного впечатления, поскольку он отмечает, что ничего более о Менофиле не известно, — возможно, это был однократный славный поступок, размышляет он. Тут ясно, что Аммиан предпочитает враждебный взгляд на евнухов, но указывает и на альтернативное, позитивное отношение к ним, где присутствует идея добродетели, а преданность и верность — ключевые качества евнухов. Не следует забывать, что Аммиан, как и некоторые другие позднеантичные авторы, поносящие евнухов, намеренно использует негативную риторику для достижения собственных целей. Большинство замечаний Аммиана по поводу евнухов содержится в рассказе о правлении Констанция II, антагониста его героя Юлиана. Их противоположное обращение с главными спальничими Евсевием и Евферием отражает представление Аммиана о самих императорах. Подобным же образом нападки Клавдиана на Евтропия способствуют достижению политических целей Стилихона, ведущей фигуры в управлении Западной империей, а Василий Великий защищает себя от Симплиции, сам переходя в атаку. Эти авторы — совсем не беспристрастные наблюдатели.