Эвита. Женщина с хлыстом - [17]

Перона отправили в Анды в провинцию Мендоза – обучать аргентинских «альпийских стрелков» по образцу берсальеров. Но он оказался способен применить на практике не только итальянскую тактику боя в горах.

Некоторые младшие армейские чины были недовольны тем, что их генералы не столько руководят армией, сколько занимаются политикой, в результате чего и возникло тайное общество офицеров – ГОУ, или Grupo de Oficiales Unidos, чей символ веры происходил прямиком из нацистской идеологии. В неофициально изданном коммюнике, которое распространялось только среди членов организации, утверждалось, что великая миссия аргентинской армии – поставить свой народ во главе объединенной Южной Америки – они допускали, что Соединенные Штаты сохранят временный контроль над севером! – взяв за пример титаническую борьбу Гитлера за объединение Европы; что штатских надо изгнать из правительства, поскольку они никогда не сумеют понять грандиозности подобного идеала, и научить работать и исполнять то, что является их истинным предназначением в жизни; и что для совершения всего намеченного требуется железная диктатура. Все эти разговоры о миссии и предназначении были как бальзам на душу для многих аргентинских офицеров, вскормленных на нарциссическом национализме, скрывавшем болезненную неуверенность в собственных силах. Перону, с его внешним добродушием, все еще находящемуся в ореоле своей европейской поездки, получившему из первых рук знание тоталитарных методов, не составило труда стать одним из лидеров организации ГОУ и центром ее интриг.

Членство в ГОУ очень скоро превратилось в нечто чуть ли не обязательное для каждого офицера – из тридцати шести тысяч уклонились от него только трое, однако некоторые, когда на них начинали давить, предпочитали уйти в отставку, но не подчиниться диктату. Говорят, что комитет ГОУ имел в своем распоряжении подписанные каждым офицером заявления об отставке с непро-ставленными датами; использовались они для шантажа или нет, но в одном можно не сомневаться: ни один офицер не получал повышения по службе, даже если он этого вполне заслуживал, если не следовал директивам ГОУ.

В Буэнос-Айресе президент Кастильо с каждым днем становился все менее популярен. Выборы в провинциях привели к такому скандалу, что общественность, вынужденная участвовать в этой бесчестной игре, заявила всеобщий протест. Военные тоже были не особенно довольны своим протеже, который, невзирая на все профашистские симпатии, назвал в качестве преемника Патрона Костаса – только для того, чтобы угодить консерваторам-землевладельцам. Этот богатый аристократ славился своей приверженностью ко всему английскому.

4 июня 1943 года армия снова маршем вошла в город со стороны Кампо де Майо; единственным очагом сопротивления оказалась Академия флота, где при тщетной попытке защититься было убито и ранено около сотни морских офицеров и курсантов. Кастильо, который поначалу заявлял, что никому не уступит, со стремительной и недостойной поспешностью бежал на военном катере, его министры последовали за ним.

Путч организовал генерал Рамирес, военный министр Кастильо, который сам в происходящем не участвовал и позволил взять себя под стражу в Каса Росада. Его сообщником был смелый и жизнерадостный генерал Роусон: именно он ввел войска в город и провозгласил себя главой временного правительства. Но Роусон оказался слишком честным и приверженным демократии для того, чтобы его товарищи-офицеры могли его использовать, и чересчур бесхитростным, чтобы самому использовать их. Менее чем в два дня его убедили подать в отставку, и его место занял генерал Рамирес.

В этом шоу ни имя Хуана Перона, ни он лично не всплывали, но когда Рамирес формировал свой кабинет, он назначил военным министром полковника Эделмиро Фаррела. Фаррел и Перон – все они были членами ГОУ в Мендозе. Фаррел, назначенный своим другом Рамиресом на пост военного министра, сделал своего друга Перона начальником секретариата военного министерства. Но ни он, ни генерал Рамирес не представляли, какие мысли теснятся в голове этого симпатичного улыбающегося человека, всегда готового им услужить; разумеется, Перон не открывал своих амбиций. Оба приятеля были, по сути, весьма заурядными людьми, не слишком сведущими в государственных делах и политических тонкостях. Рамирес отличался крайней реакционностью взглядов и антифеминизмом – дома он сидел под башмаком у жены, а его изворотливость снискала ему прозвище Дирижерская Палочка. Фаррел, напротив, любил женское общество и обожал петь дамам, ударяя по струнам своей гитары. Хуан Перон мог играть с обоими с той же легкостью, с какой ребенок обращается с куском пластилина.

Но Перон никогда не торопился; такая сверхосторожность позже могла бы привести его к краху, если бы не смелость и энергия его супруги. Он прозорливо решил, что ГОУ, где он не мог рассчитывать на личную верность, – недостаточная опора для того, чтобы обеспечить ему безопасность. Вспоминая уроки, полученные в Италии – хотя он никогда не хвастался этими знаниями, – он добился поста в Национальном департаменте труда. Организации трудящихся в Аргентине после Первой мировой войны обладали столь мизерным влиянием, что никому не приходило в голову использовать их в качестве политической силы, хотя бы даже потенциальной, Рамирес и остался вполне доволен тем, что услужливый полковник взял на себя, как ему казалось, поденную работу. Перон же единственный из военных осознавал, что режим не может существовать долго, опираясь на одну только армию.