Евангелия и второе поколение христианства - [36]

Таким образом, в евангельский текст вошло много легенд, отсутствовавших у Марка: генеалогия (I, 1-17), сверхъестественное рождение (I, 18-25), посещение волхвов (II, 1-12), бегство в Египет (II, 13-15), избиение в Вифлееме (II, 16-18), Петр, идущий по водам (XIV, 28-31), прерогативы Петра (XVI, 17-19), чудесное нахождение монеты во рту рыбы (XVII, 24-27), скопцы царства Божия (XIX, 11-12), волнение Иерусалима при входе Иисуса (XXI, 10-11), иерусалимские чудеса и хвала младенцев (XXI, 14-16), несколько легендарных мест об Иуде, в особенности об его самоубийстве (XXVI, 25-50; XXVII, 3-10), призыв положить меч в ножны (XXVI, 52-53), вмешательство жены Пилата (XXVII, 19), Пилат, умывающий руки, и еврейский народ, берущий на себя ответственность за смерть Иисуса (XXVI, 25), разорванная великая завеса храма, землетрясения и воскресение святых в момент смерти Иисуса (XXVII, 51-53), стража, поставленная у могилы и подкуп солдат (XXVII, 62-66; XXVIII, 11-15). Во всех этих местах цитаты сделаны по Семидесяти Толковникам. Вообще составитель пользовался греческим текстом Библии; но когда переводил еврейское Евангелие, то полагался на его толкования, которые не могли основываться на Семидесяти Толковниках.

Некоторого рода излишества в употреблении чудесного, вкус все к более и более поразительным чудесам, стремление представить церковь организованной и дисциплинированной уже во дни жизни Иисуса, все возрастающее отвращение к евреям побудили вставить большинство из упомянутых дополнений в первоначальный текст. Как мы уже говорили, бывают такие периоды в развитии догмы, когда дни равняются векам. Через неделю после смерти Иисуса уже составилась обширная легенда; еще при его жизни большинство мест, нами указанных, было написано вперед. Главный фактор создания еврейской агады аналогии, выводимые из библейских текстов. Это и помогло заполнить многие пробелы в воспоминаниях. Например, самые разнообразные слухи распространились по поводу Иуды. Одна из версий скоро сделалась господствующей; Ахитофель, изменивший Давиду, сделался прототипом. Признали, что Иуда повесился также, как и он. Один параграф у Захарии дал идею о тридцати серебряниках, которые были брошены в храм, а также и о поле горшечника и рассказ был готов.

Стремление к аналогии также послужило обильным источником анекдотов и вставок. Уже появились возражения против мессианства Иисуса и требовали ответа. Иоанн Креститель, говорили неверующие, не верил или перестал верить в него; города, в которых, как сообщалось, он творил чудеса, не уверовали в него; ученые и мудрецы наши смеялись над ним; если он и изгонял бесов, то только силою Вельзевула; он обещал знамения на небе и не дал их. - На все имелся ответ. Льстили демократическим инстинктам толпы. Это не нация отвергла Иисуса, говорили христиане, а высшие классы, всегда эгоистичные не признали его. Простой народ был бы за него; вожди употребляли хитрость, чтобы захватить его, так как они боялись народа. "Это вина правительства", вот объяснение, во все времена легко воспринимаемое.

Рождение Иисуса и его воскресение служили поводом к бесконечным возражениям среди людей с неподготовленным сердцем. Никто не видел его воскресения; евреи утверждали, что друзья Иисуса унесли его труп в Галилею. На это отвечали басней о страже, которая, подкупленная евреями, рассказывала о похищении учениками тела Иисуса. Относительно рождения Иисуса два противоположных мнения стали выясняться; но так как они оба отвечали потребностям христианской веры, их по возможности привели к соглашению. С одной стороны требовалось, чтобы Иисус был потомком Давида; с другой не хотели, чтобы его зачатие произошло естественным человеческим образом. Показалось бы неестественным, если бы тот, кто не жил, как все люди, родился бы также, как и все люди. Происхождение от Давида устанавливалось посредством генеалогии, прикрепившей Иосифа к родословному дереву Давида. Иосиф - отец Иисуса; следовательно, если хотели связать Иисуса с родом Давида, надо было установить связь Иосифа с Давидом. Но в этом заключалось неудобство для гипотезы о сверхъестественном зачатии. Иосиф и его предполагаемые предки ничем не содействовали рождению Иисуса. Скорее следовало Марию связать с царским родом; однако, никакой попытки не было сделано в этом направлении в первом веке, так как генеалогия, очевидно, была определена ранее, чем окончательно установилось убеждение, что рождение Иисуса не есть последствие обыкновенного союза двух лиц разного пола, когда еще не отрицали за Иосифом полных прав отца. Еврейское Евангелие, по крайней мере в период, о котором мы говорим, всегда предполагало Иисуса сыном Иосифа и Марии; святой Дух по этому Евангелию был для Иисуса-Мессии (лица отдельного от Иисуса-человека) матерью, а не отцом. Евангелие от Матфея, наоборот, останавливается на совершенно противоположной комбинации. В нем Иисус - сын Давида по Иосифу, хотя Иосиф и не отец его. Из этого затруднения автор выпутывается чрезвычайно наивным образом. Появляется ангел и рассеивает сомнения Иосифа, вполне понятные в подобном странном случае.