Евангелие от смартфона - [42]

И тут меня осенило: да это же реанимационная палата, где лежит Вероника! Но как бы проверить мое предположение? Ведь сенс не может подойти к кому-нибудь и прямо спросить: «Скажите, пожалуйста, это Центральная клиническая?». Или может? Хоть бы вывеска какая попалась…

— Огонь, свечи, кровь… — тем временем продолжал бубнить Номер Четыре.

Я дернула за рукав Верховского, но тот нетерпеливо отмахнулся от меня — видимо, и сам понял, что парня занесло — ну какие свечи в палате реанимации, и продолжил допрос:

— Встань и выйди в дверь. Что видишь?

— Коридор. Длинный. Стол. Диван. Спит человек.

— Пусть выходит из отделения, потом спустится вниз и найдет вывеску, — прошептала я.

— Найди лестницу и спускайся — приказал Верховский. — Что видишь?

Парень молчал.

— Черт, лестницу найти не может, — еле слышно выругался Верховский. — Вы там были? Нет? Где там лестница?

— Пусть идет прямо до конца коридора и откроет дверь, за ней будет площадка с лифтами. Рядом с ними лестница, — так же шепотом ответила я.

Верховский тут же отдал соответствующий приказ, к которому добавил свое неизменное «что видишь».

— Дверь, — ответил сенс.

— Открой дверь. Что видишь?

— Большой зал. Пусто.

— Это холл в больнице, — прошептала я. — Пусть пройдет вперед к входной двери и выйдет наружу. Там на стене есть вывеска.

Верховский вывел парня в больничный двор и приказал прочитать вывеску.

— Есть! — услышав название больницы, Верховский с облегчением откинулся на спинку стула.

Как я и предполагала, это была Центральная клиническая, в которой лежала Вероника. Надо было срочно звонить Шефу, но что-то удерживало меня на месте.

— Что Андрей делает сейчас? — неожиданно для самой себя громко спросила я, хотя и не была уверена, что парень послушается меня.

— Снимает бинт, — мучительно медленно проскрипел Номер Четыре.

— Свой? — удивилась я.

— Нет.

В этот момент лицо сенса исказила легкая судорога, глаза закатились, но через секунду лицо опять стало неподвижной маской. Только дышал он теперь заметно тяжелее, с редкими всхлипами. Было видно, как под тонкой фуфайкой поднимается и опускается впалая грудь. Верховский с беспокойством глянул на санитара, тот ответил непонятным жестом.

— Что Андрей делает сейчас? — не выдержала я.

— Идет по коридору.

— Иди следом, — приказал Верховский.

Спустя несколько минут он спросил:

— Где ты сейчас находишься?

— Холодно. Шкафы, — ответил сенс. — Металлические. В них люди. Мертвые.

И оттого что это было сказано застывшим, мертвым голосом, слова прозвучали еще страшнее. Мне показалось, что даже толстокожий санитар вздрогнул, не говоря уже обо мне с Верховским.

«Морг что ли?» — прошептал санитар.

— Что он делает? — дрогнувшим голосом осведомился Верховский.

— Ищет.

Сенс надолго замолчал, потом тем же безжизненным голосом продолжил:

— Нашел. Открыл дверь. Там человек. Мертвый. Холодно. Вода на лице. Больно здесь, — и парень вновь показал на область сердца.

— Что Андрей собирается делать? — не выдержав, вновь встряла я.

— Так нельзя спрашивать! — возмущенно зашипел на меня Верховский. — Он вам не ответит. Они понимают только простые вопросы и приказы…

Но парень вдруг медленно, словно автомат, повернул голову в мою сторону, и мне показалось, что в его глазах, на мгновение утративших привычное безразличие, сверкнула искра понимания. Его мелко затрясло, и он с видимым усилием выплюнул три слова:

— Рубеж. Помочь. Свобода.

Эти слова отняли у него последние силы и, уронив голову на грудь, он то ли заснул, то ли потерял сознание.

— Коли стимулятор! Быстро! — рявкнул Верховский санитару. — Двойную дозу.

И зашипел в мою сторону:

— Не вмешивайтесь! Молчите! Подобные вопросы отбирают у мальчиков много энергии, а мы еще толком ничего не узнали!

— Но…

— Цыц! — шепотом прикрикнул на меня Верховский и с трудом придав голосу спокойный тон переключился на начавшего подавать признаки жизни сенса:

— Вернись на десять часов назад. Ты рядом с Андреем. Посмотри направо, теперь налево. Что ты видишь?

Номер Четыре молчал. Вернее, он честно скашивал глаза направо и налево, видно было, как дергается его кадык, как кривится в напряжении рот, пытаясь что-то произнести, но ни единого слова не сорвалось с его губ.

— М-м-мы-ы… — наконец выдавил из себя Номер Четыре.

— Еще стимулятор. Быстрее… — приказал Верховский.

— Константин Аркадьевич, не выдержит он больше! — тихо, но решительно возмутился санитар.

— Коли! — хрипло завопил Верховский.

Санитар быстро вогнал в предплечье сенсу вторую ампулу. После чего парень затрясся, изо рта пошла пена и, изогнувшись всем телом, он окончательно потерял сознание. Санитар проворно сорвал электроды, одним выверенным движением расчехлил спрятанное у стены инвалидное кресло, и, усадив в него беднягу, коротко бросил мне:

— Сеанс закончен.

Верховский, шаркая ногами, словно старик, отошел к стене и тяжело опустился в кресло. Сеанс вымотал доктора едва ли не больше, чем его подопечного. Пару минут я тоже приходила в себя, а потом бросилась звонить Шефу.

Полковник выслушал мой сбивчивый доклад молча, лишь буркнул в конце короткое «возвращайся». Чувствовалась, что он не доволен.

Убрав смартфон в карман, я подошла к Верховскому и попросила переслать запись сеанса ко мне в контору. Не знаю, понял ли меня доктор. Он окинул меня безумным взглядом и неожиданно схватил за руку.