Евангелие от Иуды - [37]
Не уверен, обратил ли ты внимание: я прежде всего пытался осветить фигуру Учителя праведности. Сознаюсь - увлекся несколько предметом, но уверяю: сей муж заслуживает и самого обширного трактата.
Повод второй для рассуждения весьма лаконичен и не требует комментариев: Ония III - мой прапрадед по прямой линии.
Вот и пристало время вернуться к началу - к заповедям и обычаям Иисусовой общины. Исходя из вышеизложенного и досконально зная предмет, настаиваю: Иисус ничего от устава Нового союза сынов Садока среди своей паствы не насаждал; даже не зная тайных манускриптов, организацию, близкую сей теории, он, конечно же, изучил на деле. Припоминая всю мою историю знакомства с Иисусом, а помню все, безусловно утверждаю: он свои правила въяве противуположил уставу Нового союза, правила ежели и не анархические, все же последовательно демократичные, а то и попросту семейные и патриархальные.
12. А вот застал ли я в Иисусовой общине обычаи иоаннитов, сынов Садока или каких ессейских сект, либо они укоренились, когда прибавилось в общине пришлого народу, не упомню. Одно достоверно: Иисус никогда не одобрял нововведений, противных его идее бога-любви, и неуклонно отвергал все, что рознило бы его учеников от остальных людей.
Ежели те почитали злом любое излишество, почти всегда чурались брачных союзов и не допускали в свои общины женщин, Иисус учил лишь воздержанности, а среди его паствы преобладали женщины.
Суровый устав Нового союза запрещал не просто избегать всякой работы по субботним дням - сосуда не переставили бы на другое место, самые рьяные воздерживались даже от естественных потребностей. Иисус не брал в соображение таких преувеличений и не таясь сказывал: суббота для человека, а не человек для субботы.
Сыны Садока, одержимые соблюдением чистоты, прикоснувшись к нечистому предмету ли, человеку, - омовение повторяли хоть бы и множество раз на дню. Иисус не принимал подобных предписаний, да и крещению водой никого не подвергал, хоть многие из его почитателей настаивали на таком очищении. Позднейший обряд крещения в общинах введен был и вовсе вопреки воле Иисуса, как, впрочем, и все остальное, ныне ставшее теологией и системой его культа. Подлинный Иисус ничего общего не имеет с подобными обрядами, обширнее скажу о том далее.
Иисус не почитал вещь нечистой оттого, что оная человеческой фантазией обращалась в таковую. Он охотно делил трапезу с любым, кто приглашал, хотя всегда ел и пил мало. В общем же, равви одобрял некоторые формы организации, перенятые у ессейских неофитов, но при его жизни секту нельзя было определить как sui generis {В своем роде (лат.).} союз, даже когда ступила на путь мятежа.
13. По существу, паства Иисусова образовала лишь узкий круг посвященных. Временами община увеличивалась - люди прибивались к нам на время. В основном же бродили с нами бедняки с Генисаретского озера, то уходя по своим делам, то снова приставая. Проповедническое служение равви среди постоянных его учеников - братьев и сестер - естественно вырабатывало навыки сплоченности, присущие приверженцам единой идеи и стремлений. Да видать, основа оказалась хрупкой: вскорости после смерти учителя едва ли в пяти или шести деревеньках удержались тайные сообщества его учеников, только в Иерусалиме довольно многочисленная община изыскала убежище и продержалась до самой войны. В диаспоре Иисусов культ привился позднее, уже после войны, под влиянием беженцев, что исповедовали его учение.
В нашем тесном сообществе насчитывалось всего двадцать человек, держались мы проповедью и общим достоянием. Все, женщины и мужчины, агитаторствовали: предварительно разбредались в разные стороны, дабы подготовить народ к прибытию учителя, наблюдали, коль случалась надобность, порядок на сборищах. Не считали зазорным наняться к хозяевам: жатва ли приспевала, сбор оливок, стрижка овец или мелиорационные работы - охотников всегда недоставало, мы же брались за любое дело.
Сам я с удовольствием занимался физическим трудом, не только ради incognito - хотелось знать, как добывается кусок хлеба. Посейчас с утехою вспоминаю дух свежего хлеба, и, хотя без преувеличения могу назвать себя столетним старцем, поныне своими руками обрабатываю несколько полос земли, сажаю и собираю урожай: горох, бобы, чечевицу, лук, чеснок, засеваю несколько пригоршней пшеницы. Как видишь, самая простая, грубая снедь. На работы нанимались, когда иссякала общинная казна, а я не хотел явно расточать деньги, дабы не выдать себя. Случалось, люди отказывались даже от недвижимого имущества, убежденные Иисусовой проповедью о бренности земного богатства, и передавали деньги в общинную кассу, хотя учитель ничего не спрашивал и не ставил никаких условий, чем и отличался от ессеев, почитавших общинную казну за дело чуть ли не первостепенной важности. Такими субсидиями держались порой довольно долго, но весьма скромно - даяния новых братьев тоже были невелики. Многие близкие Иисусу люди, Симон к примеру, продолжали заниматься своим ремеслом или хозяйствовали на земле всей семьей, да еще и внаймы трудились; в общинную кассу отдавали долю на свои же самые необходимые нужды, а порой и больше, коль имели достаток. Местные мессианские общины, из коих набирались сторонники Иисуса, заводили наличность только на случай смертей да иногда вспомоществований; ежели случалось какое несчастье, собирали обязательную для всех складчину.
«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.