Евангелие от Иисуса - [107]

А на берегу, хоть и было до него далеко, Иисус разглядел огромное скопление народу, а позади – множество шатров: казалось, он превратился в постоянное прибежище странников, которым негде ночевать и потому пришлось разбить бивак. Иисусу показалось это любопытным, но не более того, и он налег на весла и повел лодку к берегу. Поглядывая через плечо, он заметил, что в воду столкнули несколько лодок, а присмотревшись получше, узнал Симона и Андрея и других, которых то ли видел когда-то, а то ли нет, – они направлялись к нему и гребли так усердно, что уже совсем скоро приблизились, и Симон, зная, что крик его будет услышан, крикнул: Где ж ты был?! – хотя узнать хотел совсем другое, но надо же как-то начать. Здесь, в море, последовал столь же необязательный ответ, и, право, не лучшим образом возобновил общение с ближними своими сын Божий, сын Марии, сын плотника Иосифа, хоть и наступила в его жизни новая эпоха. Еще миг – и Симон перескочил к нему в лодку, и тут выяснилось, что произошло нечто невозможное, недоступное пониманию, непостижное разуму. Спрашивает Симон: Ты знаешь, сколько времени провел в море, в тумане, а мы не могли спустить лодки – будто какая-то неодолимая сила отбрасывала их назад, на берег. Целый день, отвечает Иисус и, видя волнение Симона, добавляет, чтобы ни попасть пальцем в небо: и всю ночь. Сорок суток, кричит Симон, а потом уже чуть потише: сорок суток ты был в море, сорок суток мы были как в молоке, и туман будто хотел скрыть от нас, что там происходит, что ты там делаешь, в этой пелене, – ведь за все это время мы не смогли выловить ни одной завалящей рыбки. Иисус уступил Симону одно весло, и они, сев плечом к плечу, принялись грести дружно и согласно, и заодно с движениями их звучали слова, которые говорили они. Торопясь высказать Симону тайное, пока не приблизились другие лодки, сказал Иисус: Я был там с Богом, он открыл мне мою будущую жизнь и то, что будет после.

Какой он, ну, я про Бога. Бог многолик, может явиться в образе облака, столба дыма, а может предстать в обличье богатого старика иудея, мы узнаем лишь по голосу, и кто хоть раз услышал, тот уж не спутает. И что он сказал тебе? Сказал, что я – сын его. Значит, подтвердил? Подтвердил. Значит, тогда Дьявол сказал правду?

Дьявол тоже был с нами почти все время, мне показалось, что он знает обо мне не меньше, чем Бог, а бывают случаи, когда, я думаю, – даже больше, чем Бог. А где?

Что «где»? Где они были? Дьявол сидел на борту, вот тут, рядом с тобой, а Бог – на корме. Так что же сказал тебе Бог? Сказал, что я его сын и что меня распнут на кресте. Значит, ты уйдешь в горы, примкнешь к мятежникам, что воюют против римлян, если так, то и мы пойдем с тобой. Да, вы пойдете со мной, но не в горы, и не силой оружия предстоит нам добиться поражения кесаря, но словом – торжества Бога. Только словом?

Словом, и примером, и, когда потребуется, – самой жизнью, принесенной в жертву. Он так и сказал? Отныне все, что ни скажу я, будет сказано им, и те, кто верит в него, уверуют в меня, ибо нельзя верить в Отца и не верить в Сына, и если Отец избрал себе новый путь, то начаться он может лишь с меня, Сына его. Ты сказал, что мы пойдем с тобой, кто это «мы»? Прежде всего – ты, и брат твой Андрей, и сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн, и, кстати, Бог сказал, что отрядит мне в помощь человека по имени Иоанн, но я думаю, вряд ли это наш Иоанн. Ну и хватит, зачем нам больше, это же не свита Ирода. Потом придут другие, а может быть, они уже пришли, они здесь и ждут лишь поданного Богом знака и явленного им знамения, чтобы уверовать в меня и последовать за мной, ибо им Бог не откроет своего лица.

Что же ты возвестишь людям? Скажу, что пришла пора покаяться, что исполнилось время и приблизилось Царство Божие, и огненным мечом согнет Бог шею тех, кто отверг слово его и плюнул на него. Ты скажешь, что ты – Сын Божий, тебе придется сказать это. Я скажу, что отец мой назвал меня сыном и что эти слова запечатлены в сердце моем с тех пор, как я родился, и что теперь явился мне Бог и тоже назвал меня сыном своим, сыном своим возлюбленным, и это не значит, что я позабуду другого своего отца, но ныне повелевает мной Бог, и да будем мы покорны воле его. Предоставь это мне, сказал Симон и тотчас оставил весло, стал на носу лодки и крикнул: Осанна Божьему Сыну, сорок дней и ночей провел он в море, говоря с Отцом своим, а теперь возвращается к нам, чтобы мы покаялись в грехах и приготовились. Только не говори, что там был и Дьявол, успел сказать ему Иисус, опасаясь, как бы не стало всем известно положение, объяснить которое будет крайне затруднительно. Симон издал новый крик, еще громче и пронзительней, от которого дрожь проняла стоявших на берегу, а потом бегом вернулся на место и сказал Иисусу: Дай мне весло, а сам стань на носу, но не произноси оттуда ни слова, ни слова, пока не выйдем на берег. Иисус послушался и стал на носу, в своем ветхом хитоне, с пустой котомкой на плече, приподняв руки, словно собирался приветствовать или благословить и не решился, оробев или потеряв уверенность в том, что достоин сделать это. Из тех, кто ожидал его, трое самых нетерпеливых вошли в воду по пояс, достигли лодки, взялись за борта ее, принялись толкать ее к берегу, а один из этих троих свободной рукой все пытался дотронуться до Иисусова хитона, но не потому, что поверил возвещенному Симоном, а потому, что человек, проведший посреди моря сорок суток, словно ушедший искать Бога в пустыне или в ледяной утробе горы, теперь возвращался живым и невредимым, и это – видел он Бога или нет – само по себе было чудом. Нет нужды добавлять, что во всех окрестных городах и селениях ни о чем другом и не говорили и что многие их жители, для того, чтобы своими глазами увидеть этот метеорологический феномен, явившиеся на берег, только там узнавали о человеке, который оказался застигнут диковинным туманом в море, и с жалостью шептали: Бедняга. Лодка причалила без толчка, так плавно и мягко, словно ангельские крылья опустили ее на сушу. Симон помог Иисусу сойти на берег, с едва сдерживаемым раздражением отталкивая тех троих, что зашли в воду, а потому считали себя вправе рассчитывать на особое воздаяние. Оставь их, сказал Иисус, настанет день, когда они услышат о смерти моей и восплачут о том, что не смогли нести тело мое, так пусть помогут мне, пока я еще живой. Потом спросил он: Где Мария? – и увидел ее в тот самый миг, когда произнес ее имя, словно она возникла из ниоткуда или склубилась из клочьев тумана, ибо только что ее не было тут – и вот есть. Я здесь. Стань рядом со мной, и пусть подойдут Симон и брат его Андрей, и Иаков с Иоанном, сыновья Зеведеевы, люди, знающие меня и верующие в меня, ибо знали они меня и веровали в меня еще тогда, когда я не мог сказать ни им, ни вам всем, что я – Сын Божий, сын, позванный Отцом своим, и проведший с ним сорок дней посреди моря, и вернувшийся к вам, чтобы сказать: исполнилось время, покайтесь в грехах, покуда Дьявол не подобрал вас, как гнилые колосья из снопа, несомого Богом, если на погибель себе захотите уклониться от любящих его объятий. По толпе, точно легкая зыбь по морю, прошел ропот, ибо многие из стоявших там и внимавших Иисусу уже наслышаны были о чудесах, творимых им, а иные были прямыми их свидетелями и даже вкусили от них: Я ел тот хлеб и ту рыбу, говорил один; Я пил то вино на свадьбе в Кане, говорил другой; Я был соседом той прелюбодеи, говорил третий, но как бы ни были или казались дивны трансцендентальные эти дива, от них до величайшего чуда – увидеть Сына Божьего, а стало быть, самого Бога – было как от земли до небес, а это расстояние, насколько нам известно, и в наши дни никем еще не измерено. Тут из толпы долетел чей-то возглас: