Евангелие от Антона - [26]

Антон:

— Но ведь ты же соглашаешься с тем, что кому–то религия помогает в трудную минуту, поэтому, как говорит Елена, «религии останутся и будут процветать». И сам говоришь, что человек не может жить без какой–то идеи. Для многих вера в Бога, возможно, и есть эта самая идея.

Артём:

— Действительно, для кого–то, хоть даже и для многих, вера в бога может быть как бы некой для них идеей. Это их личное дело. Но я же говорю об обществе в целом, и утверждаю, что религия для общества не только не является полезной, но и вредна.

Антон:

— Видимо, в идеале должно быть так, чтобы идея личная ни в чём не противоречила идее общественной. Пожалуй, что непросто найти такую идею. Ты ведь правильно говоришь, что эгоизм — это природное свойство человека. Только надо уточнить, что эгоизм присущ всему живому. Но в прочем животном мире эгоизм — это средство и способ выживания. А у человека к этому добавляется ещё и страх смерти — только человек, существо разумное осознаёт конечность своего существования. И вот теперь уже эгоизм человека становится принципиально отличным от эгоизма животного. Страх смерти, личной смерти, а не гибели вида гомо сапиенс вообще, — вот высшая степень эгоизма. Эгоизм животного работает на сохранение вида. Эгоизм человека, страх перед личной физической смертью, лишают его способности и стремления к целенаправленной борьбе за сохранение вида «существо разумное».

Артём:

— Да я от священника ли слышу такие речи?!.. Ты меня опять удивляешь. Мало того, что ты философствовать взялся, так это же ещё и абсолютно богохульная философия. А где в твоих рассуждениях Бог? Ты ведь в них к нему не приходишь, судьба человечества у тебя от человека зависит.

Антон:

— Да, получается, что я, как атеист какой, отвергаю Бога, ставлю человека в центр мира.

Артём:

— Ты, должно быть, путаешь атеизм с антропоцентризмом. Это совершенно разные мировоззрения, между собой никак не связанные, друг от друга не зависящие. Атеизм не ставит человека в центр мира. А вот авраамические религии как раз утверждают, что бог создал целую Вселенную лишь для обитания в ней человека. Так что это религия перегружена антропоцентризмом, причём, каким–то совершенно кривым. Атеизм, не будучи антропоцентрическим, признаёт за человеком и способности, и ответственность за сохранение своего вида, в религии — «на всё воля Божья», а то ещё — «уверуй, и спасёшься». Для религии, по своей сути антропоцентрической, человек — ничто, былинка, раб Господень. Всё наизнанку, всё с ног на голову поставлено. Логика–то понятна: в природе главное — человек, но он ничто перед богом.

24. О Новом Духовном Учении

Антон:

— Вот ты удивляешься, что я философствую. Понимаешь, я ведь осознаю, что нет во мне всей полноты веры. Например, боюсь смерти, уход по окончании жизни в небытиё меня страшит. Где–то читал, что проводились опросы, по их результатам менее других боятся смерти очень религиозные люди, на втором месте — атеисты, а вот более всего боятся смерти «умеренно религиозные». Которых большинство, я‑то уж по своей службе в церкви это знаю. Они и к религии–то обратились за помощью в избавлении от этого страха, и уверовать в должной степени не смогли. Я вот и сам, видимо, к ним же отношусь. «Бог есть боль страха смерти», Достоевский, «Бесы». А ты как для себя проблему смерти решаешь?

Артём:

— Что ж, вопрос во многом ключевой. От его решения, даже если это лишь в подсознательной форме происходит, зависит то, каким у человека складывается мировоззрение, отношение к жизни, к действительности. А может, и не так всё, а наоборот — сначала складывается мировоззрение в зависимости от наследственности ли, окружающей обстановки, в которой личность формировалась, или ещё от чего, а уж потом отношение к смерти формируется. А вероятнее всего — и то, и другое, и по отдельности, и вместе. По крайне мере, про себя я не могу точно сказать — как это у меня, что от чего зависит. Лучше ты расскажи о своих поисках, об их результатах.

Антон:

— Отношение к смерти — очень сложный для человека вопрос. Неужели не естественно сожаление о том, что придётся уйти из этого мира со всеми его бедами, но ведь и с радостями тоже. Конечно же, страшит окончание жизни, переход из бытия в небытиё — абсолютное и навсегда. Порой страшит даже не смерть — она неизбежна, и с этим вроде бы смиряешься, а полное забвение, и человек готов порою, как Герострат, даже на преступление, лишь бы остаться на века в памяти людской. Вопрос о смерти довлеет над человеком всю его жизнь. И все мы решаем этот вопрос по–своему. Не зря ведь появилось выражение — «каждый умирает в одиночку».

Есть позитивистское отношение к смерти, к конечности нашей жизни, которое я всё более начинаю в последнее время разделять. Неизбежная в конце жизни смерть каждого отдельного индивида является условием существования и развития всей цивилизации — это наиболее яркий и классический пример единства и борьбы противоположностей.

«Думать о смерти нужно для того, чтобы собраннее жить. Смерть — закономерное завершение жизни, заложенное ещё при начале её. Природа очень мудра, ибо совершенствуется через обновление, через новое поколение» (Пётр Проскурин, «Литературная газета», 47, 2001). «Страх перед смертью — результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей» (Франц Кафка). «Жизнь есть величайшее благо, дарованное Творцом, Смерть же есть величайшее и последнее зло. Но смерть есть не только зло. Вольное принятие смерти, вольная жертва жизнью есть добро и благо… Представить себе нашу грешную и ограниченную жизнь бесконечной есть кошмар. Через смерть мы идем к воскресению для новой жизни» (Николай Бердяев).