Эванджелина - [3]

Вспыхивали, как щиты ополченья, готового к бою.

Что-то он напевал потихоньку — старинную песню

Или рождественский гимн, который отцы его пели

Встарь, среди яблонь нормандских и на виноградниках Сены.

Рядом Эванджелина сидела за пряжей льняною;

Ткацкий станок в углу дожидался ее терпеливо,

Молча: педаль не скрипела, и бойкий челнок был недвижен;

Только крутящейся прялки жужжанье, подобно волынке,

Сопровождало обрывки тех песен, что пел старый фермер.

И, как во время церковной службы, когда умолкает

Хор, в тишине раздается с амвона священника голос, —

Так же, в паузах песни, часы равномерно стучали.

Вдруг шаги донеслись, и, привычною сдвинут рукою,

Стукнул засов деревянный, и дверь повернулась на петлях.

Сразу узнал Бенедикт походку соседа Базиля,

И по тому, как сердце внезапно забилось, узнала

Эванджелина, кого он привел с собой. «Здравствуй, дружище! —

Радостно фермер воскликнул. — Ну что же ты стал у порога?

Ближе садись к очагу, без тебя твое место пустует;

Трубку свою и табак, как всегда, найдешь ты на полке;

Нравится мне любоваться сквозь вьющийся дым этой трубки —

Или же кузни —лицом твоим добрым, румяным и круглым,

Точно луна, что мерцает над жатвой в осеннем тумане».

Вот что ответил на это кузнец, широко улыбаясь

И у огня занимая свое любимое место:

«Счастлив ты, Бенедикт! Всегда у тебя наготове

Шутка и песня; ты бодр неизменно, когда остальные

Злых предчувствий полны и бед неизбежных страшатся, —-

Словно тебе каждый день подзову найти выпадает!»

И, чуть помедлив, чтоб взять принесенную Эванджелиной

Трубку и раскурить ее от уголька, он продолжил:

«Четверо суток стоят англичане на якоре в бухте,

Жерла пушек своих с кораблей на деревню направив.

Что за цель у них — неизвестно. Но есть приказанье

Всем завтра утром собраться в церкви, где будет объявлен

Важный рескрипт королевский. Увы! Ждать хорошего трудно.

Много мрачных догадок сегодня тревожит акадцев».

Но отвечал Бенедикт: «Быть может, совсем не враждебна

Цель, что сюда привела корабли англичан. Может статься,

В Англии — неурожай из-за долгих дождей или засух,

Голод у них, а у нас трещат закрома от избытка».

«Люди в деревне толкуют иное, — качнув головою,

Молвил в сомненье кузнец и со вздохом тяжелым добавил: —

Луисбург и Бо-Сежур не забыты, и Порт-Рояль тоже.

Многие в лес из деревни бегут и, в тени его скрывшись,

Ждут с замиранием сердца, что завтрашний день уготовит.

Ты ведь знаешь: оружье недавно у нас отобрали,

Только крестьянские косы остались да молот кузнечный».

Фермер ему отвечал с улыбкою невозмутимой:

«Жить без оружья спокойней среди своих стад и угодий;

Здесь, под мирной защитою дамб, осаждаемых морем,

Мы целей, чем в форту, под обстрелом вражеских пушек.

Друг мой, забудь опасенья! Да не омрачится тревогой

Этот вечер благой; ведь сегодня — день обрученья.

Выстроен дом и амбар. Для молодых постарались

Плотники, вышло на славу! Распахана пустошь у дома;

Сеном амбары полны, кладовые — запасами на год.

Старый Рене Леблан уже и контракт заготовил;

Скоро он явится; счастье детей — разве это не радость?»

Возле окна с женихом своим стоя, Эванджелина

Нежно зарделась при этих словах отца. Но внезапно

Скрипнула дверь, и почтенный нотариус тут появился.

III

Словно весло, обветшавшее в долгой борьбе с океаном,

Гнут, но не сломлен годами казался нотариус сельский.

Пряди желтые, в цвет кукурузных метелок, спускались

С двух сторон высокого лба, и очки роговые,

Сидя верхом на носу, выражали глубокую мудрость.

Двадцать детей породил он, и сотня внучат на колено

К деду взбирались, играя часами его на цепочке.

В пору войны он четыре мучительных года томился

В старой французской тюрьме, обвиняемый в «дружбе с врагами».

Стал осмотрительней к старости он и мудрей, но по сути

Прост оставался душой, не лукав и по-детски доверчив.

Все любили его; но особенно дети, которым

Он рассказывал сказки о Ла-Гару, страшном волке,

О домовых, что ночами водят коней к водопою,

И о невинном Летише, о некрещеном младенце,

Что обречен был, как дух-невидимка, скитаться по свету;

Также о том, как в сочельник коровы беседуют в стойлах,

Как лихорадку лечить пауком, заключенным в скорлупку,

О четырехлепесткового клевера свойствах волшебных, —

Словом сказать, обо всем, что хранит деревенская мудрость.

Встав при его появленье и вытряхнув пепел из трубки,

«Здравствуй, папаша Леблан! — воскликнул кузнец. — Ты ведь знаешь

Все пересуды, какие ведутся ныне в деревне;

Что ты нового скажешь: с чем прибыли к нам англичане?»

Скромно, достойно ответил на это нотариус сельский:

«Много я сплетен слыхал, только проку в них, кажется, мало;

Мне ничего достоверно про цель англичан неизвестно.

Впрочем, в недобрых намереньях трудно мне их заподозрить;

Мы ведь мирно живем, — за что причинять нам обиду?»

«Боже правый! — вскричал, не сдержавшись, кузнец раздраженный. —

Да неужель нам гадать: за что, почему и откуда?

Несправедливости ныне кругом; и кто сильный, тот правый!»

Но, не смутясь его пылом, ответил нотариус сельский:

«Правда у бога одна, и правда всегда торжествует;

Вспомнил я кстати рассказ, которым не раз утешался

Я в темнице, когда арестантом сидел в Порт-Рояле».

То был любимый рассказ старика, повторяемый часто,