Эванджелина - [12]

В свой черед рассказала она о своих злоключеньях.

Молча внимала ей Шони; когда же рассказ был окончен,

Долго молчала еще, словно в. страхе застыв, а очнувшись,

Пересказала индейскую сказку о юноше снежном.

Юноша этот, по имени Мовис, взял девушку в жены.

Но на другое же утро вышел один из вигвама,

Прочь зашагал и пропал, растворился средь солнечной чащи;

Вслед побежала жена, — но Мовис исчез безвозвратно.

Тем же певучим и низким голосом, словно колдуя,

О Лилино нежнолицей поведала женщина Шони.

Девушка эта влюбилась в призрак, ночами шептавший

Клятвы любовные ей и признанья сквозь щели вигвама;

В лес он увлек ее пышным убором из перьев зеленых,

Так и пропала она и назад никогда не вернулась.

Молча слушала Эванджелина: ее захватила

Странная прелесть легенд; и пустынная дикая местность

Ей представлялась волшебной, а смуглая гостья — колдуньей.

Медленно вышла луна из-за горных вершин, озаряя

Маленький лагерь, лучами касаясь темнеющих листьев,

Дебри бескрайних лесов наполняя таинственным светом.

Неподалеку ручей мелодично журчал, и шептались

Ветви, покачиваясь в вышине и чуть слышно вздыхая.

Эванджелина, в чьем сердце любовь безраздельно царила,

Вдруг ощутила страх безотчетный, — он в душу прокрался

Скользкой, холодной змеей, вползающей в ласточкин домик.

То был не просто испуг: ей казалось, что в воздухе ночи

Веет холодным дыханием потустороннего мира,

Что и она, как та девушка в сказке, преследует призрак...

С этим она и уснула, во сне же все страхи исчезли.

Утром, когда они, снявшись с ночлега, пустились в дорогу,

Женщина Шони сказала: «Неподалеку отсюда,

В горной долине живет вождь миссии, Черная Ряса.

Учит он здешний народ, говоря про Христа и Марию;

Люди смеются и плачут, слушая эти рассказы».

Тут, повинуясь наитью, воскликнула Эванджелина:

«Едемте в миссию, там ожидают нас добрые вести!»

Сразу они повернули коней и еще до заката

Шум голосов впереди за холмом услыхали — и вскоре

Возле реки, среди луга, шатры христиан увидали,

Маленькое поселенье миссии иезуитской.

Под исполинским развесистым дубом индейцы и вождь их,

Черная Ряса, молились усердно. Спаситель с распятья,

К дубу прибитого, из-под нависшей лозы виноградной

С мукой глядел на толпу стоящих внизу на коленях.

Это была их сельская церковь. Сквозь редкую кровлю

Переплетенных ветвей поднимались напевы молитвы,

Смешиваясь по пути с шептаньем и вздохами листьев.

Путники, молча приблизясь, колени свои преклонили

На травянистом полу и вторили тихо вечерне.

Службу закончив и благословенья кругом рассыпая

Неутомимой рукой, как сеятель злаков средь пашни,

Честный служитель божий приблизился и обратился

К ним с приветом; когда же услышал знакомые звуки

Речи родной на чужбине, радостно заулыбался

И пригласил незнакомцев к себе. На циновках и шкурах

Гости расселись в просторном вигваме, отведали свежих

Желтых лепешек маисовых, чистой водой запивая.

Выслушав их рассказ, священник торжественно молвил:

«Шесть еще дней не прошло, как, на этой самой циновке

Сидя возле меня, Габриэль поведал мне ту же.

Грустную повесть; потом он встал и отправился дальше».

Полон участья был голос монаха, но каждое слово

Падало на сердце Эванджелины, как ранней зимою

Снежные хлопья ложатся на опустевшие гнезда.

«К северу двинулся он, — добавил монах, — но вернется

Осенью, по окончанью охоты, к нам в миссию снова».

Тихо, смиренно тогда промолвила Эванджелина:

«Ради печали моей — позвольте мне с вами остаться».

Это решение всем показалось разумным; и утром,

Сев на коней, повернули домой Базиль с остальными,

Эванджелина же в миссии ждать Габриэля осталась.

Медленно, медленно, медленно дни потянулись за днями

И за неделями месяцы... Вот уж побеги маиса

Из чуть заметных ростков превратились в могучие стебли,

Над головою шумящие; и между сомкнутых листьев

Зрела пожива для белок и корм для ворон черноризых.

Вот уже девушки листья сорвали со спелых початков;

Щеки алели у тех, кому красный початок попался:

Красный сулил жениха, а кривой называли «воришкой».

Но и красный початок не мог возвратить Габриэля.

«Веруй, терпи и надейся! —священник твердил. — И молитвы

Наши услышит господь! Взгляни вот на это растенье;

Нежные листья его протянуты прямо на север,

Этот невзрачный и хрупкий цветок по прозванию компас

Создан господней рукой, чтобы путник не мог заблудиться

В диком безлюдном краю, в бескрайней как море пустыне.

Вера — цветок путеводный в душе человека, где страсти

Ярче цветут, чем она, и пышнее и благоуханней;

Но аромат их тлетворен, и вид их ведет к заблужденью.

Вера одна указует нам путь и венки нам готовит

Из золотых асфоделей, покрытых росою забвенья».

Осень прошла, наступила зима, — Габриэль не вернулся;

Вновь распустились бутоны весны, и в лесах прозвучала

Нежная песня малиновки, — но Габриэль не вернулся.

Только с горячим дыханием лета слух к ним донесся —

Сладостней птичьего пения и ароматов медвяных, —

Слух, что в лесах на востоке, севернее Мичигана,

В хижине возле реки Сагино Габриэль поселился.

С миссией девушка грустно простилась и в путь поспешила

С шедшей к озерам Святого Лаврентия группой индейцев.

Но когда наконец после долгой опасной дороги

В дебрях лесных отыскала она тот охотничий домик