Эванджелина - [11]

Так же и сердце девушки полнилось благоуханьем,

Так же его тяготили тени и росы ночные.

Лунный магический свет томил ее — и сквозь ворота,

Мимо огромных и смутных дубов, стороживших дорогу,

Вышла она на границу бескрайних таинственных прерий.

Тихо лежали они, облитые лунным мерцаньем,

И светляков мириады сверкали средь трав полуночных.

Над головой ее звезды, как искры божественных истин,

Миру светили, но мир перестал чудеса! удивляться, —

Разве когда в небесах ослепительно вспыхнет комета,

Словно рука, что огнем на стене начертала: «Упарсин».

Так одиноко, меж звездами и светляками, бродила

Девушка и восклицала: «О Габриэль! О любимый!

Ты так близко — когда же тебя наконец я увижу?

Ты так близко! — когда ж наконец я услышу твой голос?

Ах, сколько раз твои ноги по этой тропе проходили!

Ах, сколько раз твои очи глядели на эти деревья!

Ах, сколько раз, возвращаясь с работы, средь этой дубравы

Ты ложился в траву и меня представлял в своих грезах!

Скоро ль смогу я увидеть тебя и обнять, мой любимый?»

Вдруг возле самой тропинки жалобный крик козодоя,

Словно лютня лесная, послышался — и за опушкой

Вновь повторился — все дальше и дальше — и смолк среди чащи.

«Жди! — прошептал ей дуб, как оракул из темного грота,

И, дальним эхом вздохнув, откликнулись прерии: «Завтра!»

Утро пришло; и цветы омыли своими слезами

Светлые солнца ступни и кудри его умастили

Чистым своим благовоньем из маленьких чашек хрустальных.

«В добрый час! — промолвил священник с крыльца. — Возвращайтесь

С блудным сыном измученным и с неразумной невестой,

Что, заснув, пропустила приход жениха. До свиданья!»

«До свиданья!» — ответила девушка и, улыбаясь,

Вместе с Базилем сошла к уже поджидавшей их лодке.

Так с лучезарного утра надежд началась их дорога,

Их погоня за тем, кто вперед уносился, гонимый

Яростным ветром Судьбы, как увядший листок над равниной.

День и другой миновал, и не скоро еще удалось им

След беглеца разыскать средь озер, и лесов, и потоков;

Много дней миновало, но лишь ненадежные слухи,

Словно шаткие вехи, вели их по дикому краю.

И наконец в испанском селенье Адайес, в таверне,

Путникам изнеможенным поведал радушный хозяин,

Что накануне в компании всадников, с проводниками

Выступил в путь Габриэль и умчался дорогою прерий.

IV

Есть далеко на западе край, где могучие горы

К небу вздымают, сверкая, свои снеговые вершины.

Там, по глубоким ущельям, сквозь узкие в скалах разрывы,

Где проезжают с трудом фургоны переселенцев,

К западу воды струят Орегон, Волливей и Овайхи;

А на восток, меж хребтов Уинд-Ривер, извилистым руслом

Через долину Суитуотер стремительно мчится Небраска.

К югу, по склону вулканов, с отрогов Сьерра-Невады,

Камни с песком волоча, обвеваемы ветром пустыни,

Вниз к океану несутся бесчисленные потоки,

Словно гудящие струны огромной немолкнущей арфы.

Между этими реками — области девственных прерий,

Буйные волны травы, игралище света и тени,

С яркими купами роз, с кустами пурпурной аморфы.

Лоси, бизоны, косули пасутся на этих просторах,

Волки блуждают и табуны одичалых мустангов,

Ветры усталые бродят, гуляют степные пожары;

Там племена кочуют отважных детей Измаила,

Землю кровью пятная, и над тропой их военной

Плавает в небе кругами стервятник, взбираясь все выше, —

Словно неистовый дух вождя, убитого в битве,

Нехотя к небу восходит ввысь по незримым ступеням.

Тут и там курятся дымки их воинственных станов;

Тут и там поднимаются рощицы пышной каймою

Вдоль речных берегов; и медведь, молчаливый отшельник,

Там по откосу сползает, ища себе сладких кореньев.

И надо всем этим небо, прозрачное, ясное небо,

Словно хранящая длань господня, навечно простерто.

В девственный этот край далеко углубился с отрядом

Трапперов и зверобоев возлюбленный Эванджелины.

Много недель Базиль и девушка с проводниками

Шли по его летучим следам с неизменным упорством.

Часто мерещилось им, что вдали над равниною вьется

В утреннем воздухе дым над привалом его; но под вечер,

К месту тому подойдя, лишь кучу золы находили.

Духом они истомились и телом устали; но так же

Вдаль их надежда звала, как волшебная фата-моргана,

Что отступает и дразнит блеском своим недоступным.

Как-то сидели они у костра, и из мрака ночного

Молча приблизилась к ним индианка из племени Шони.

Скорбь наложила печать на лицо ее — скорбь и терпенье;

В отчий вигвам одна возвращалась она из опасных

Дальних краев, где охотится племя свирепых команчей:

Там был убит ее муж, молодой следопыт из Канады.

Путники приняли бедную женщину с жарким участьем

И, у огня своего усадив, разделили с ней ужин:

Мясо бизона и лося, печенное прямо на углях.

Но, когда ужин был съеден, когда мужчин, утомленных

Трудным дневным переходом и долгой погоней за дичью,

Сон сморил и они улеглись под свои одеяла

Возле костра, освещавшего слабо их смуглые лица, —

Женщина, сев у палатки, поведала Эванджелине

Голосом низким и мягким, с певучим индейским акцентом,

Повесть о жизни своей, о любви с ее счастьем и горем.

Плакала Эванджелина, поняв, что раскрылось пред нею

Женское сердце, познавшее также любовь и разлуку.

И состраданьем горячим исполнясь и страстно желая

Душу излить наконец перед родственной доброй душою,