Eurocon 2008 (2). Спасти чужого - [41]

Я оставался туповат — наверное, это было остаточное действие наркотиков. Или проявление Друга, который понял, что меня надо беречь.

Или он уже умирал.

Я сказал об этом Бернару. Бернар был как-то непривычно организован и подтянут. Голос у него сделался резким и раздражающим. Потом я понял, что сработал триггер и что это не совсем тот Бернар, которого я так давно знал. Нас всех удачно модифицировали для долгого пребывания рядом в закрытом помещении — может быть, даже слишком удачно, так тоже бывает. А когда в полёте что-то происходит и человек обретает новые качества, потому что у него теперь такая роль, это всегда кажется со стороны немного неестественным и жёстким или ломким. В общем, с ним трудно. С Бернаром было трудно, я быстро устал. Но я ему говорил, что плохо чувствую Друга, пока он не вдумался. Тогда он спросил, как, и я попытался это описать. Но это было ещё труднее, чем пытаться понять те мои сны.

Я устал и уснул, а когда проснулся, понял, что мне надо лететь вниз, на планету. Наверное, туда, где найдена одна из аномалий.

Например, на место гибели Скотта.

Я проковылял в кают-компанию. Там не было никого, и я нажал кнопку общего сбора.

Все сбежались, они были раздражены и взвинчены, что-то, наверное, происходило не то, но мне на это было начхать. Я сказал, что лечу вниз, потому что так будет правильно. Потому что иначе Друг умрёт, а именно ему мы обязаны тем, что живы, а что придётся болтаться возле планеты или на планете несколько лет, пока не прилетят спасатели, — так и ладно, мы знали, на что идём. А если этого мало, пусть вспомнят, что смерть Друга не поднимет нас в глазах (если у них есть глаза) его друзей и родных. У них, конечно, не так, как у нас, и личность одной особи в сравнении с личностью роя очень невелика, но это, согласитесь, тоже своего рода триггер: одного разумного Чужого ещё можно погубить, не сориентировавшись, и это им понятно (как понятно подобное нам — всё-таки Скотта погубили именно они, хотя и не хотели этого, а хотели, наоборот, спасти), но если убить второго — это будет сигнал, что мы если и не враги, то опасное дурачьё, и соответствующее будет к нам отношение. А если и этого мало, пусть сообразят, что наша магнитная установка на грани истощения ресурса, а нам предстоит провести здесь несколько лет, и лучше заранее договориться, что мы, может быть, много раз обратимся за помощью.

И ещё я настоял, что полечу один. Кто-то на шлюпке может следить сверху.

Фриц сказал, что боится за меня, потому что он, Фриц, исследуя местных животных, мог повредить и нескольких Друзей. Он животных не вскрывал, а исследовал ручным сканером, но кто знает, как на Друзей действует карбофентанил, которым заряжены обездвиживающие пули? Но я откуда-то знал, что тогда всё прошло благополучно и никто не пострадал.

Бернар сказал, что берёт ответственность на себя. То есть — посылает меня на поверхность с особой миссией. Всё это выглядело высокопарно и жалко. Я бы улетел и так.

* * *

Надевать разведкостюм было бы глупо, а без него в шлюпке казалось слишком просторно. Силовая штанга вытолкнула скорлупку за поле корабля, тяжесть исчезла, и кровь прихлынула к голове. Никогда не любил невесомость. Я чувствовал испуг и неуверенность Друга.

— Потерпи немного, — сказал я. — Сейчас будем дома.

Сразу стало легко.

Владимир Васильев Спасти рядового Айвена [7]

— Выключай, — буркнул Арибальд.

Дежурный санитар, небритый человек с тусклыми глазами, послушно клацнул тумблером на пульте мнемографа.

Помощница Арибальда, совсем еще молодая эльфийка по имени Фейнамиэль, грустно поглядела в сторону полупрозрачной стены, за которой бредил самый интересный пациент. Пациента звали Иван, но эльфы предпочитали называть его Айвеном. Согласно досье из истории болезни, до возвращения эльфов на Землю он был радиофизиком, однако в данный момент воображал себя портным.

Полупрозрачность стены заключалась в следующем: эльфы и санитар из пультовой прекрасно видели все, что делается в палате, а пациент их видеть не мог, так что правильнее было бы назвать стену односторонне прозрачной. В данный момент в палате не происходило ничего интересного: Айвен в совершенной отключке валялся на койке и за последние полчаса ни разу не шевельнулся. Бред у него случался презанятнейший, вот как, например, сегодня.

Арибальд жестом отослал санитара, подождал, пока за ним закроется дверь, и исподлобья поглядел на Фейнамиэль.

— Что скажешь? — хмуро осведомился он.

— Он опять наделил вас женским именем, мастер Арибальд, — виновато пробормотала эльфийка. — Вас и коммандера Ваминора.

Арибальд досадливо хмыкнул. Вряд ли это странное обстоятельство его сколько-нибудь расстроило. А вот выводы из оной мелочи наверняка можно было сделать, причем весьма интересные выводы, ибо опыт, на который опирался этот эльф, был уникален и, по-видимому, бесценен.

— Слабовато у него с фантазией на имена, — заметил Арибальд, растягивая уголки рта в подобии улыбки. — Хоть бы что-нибудь неожиданное! Так нет — Ариэль, Ваминэль… Спасибо, не Нитроэмаль.

— У людей есть мифологический персонаж, которого звали Ариэль. Причем мужчина, — подсказала Фейнамиэль с готовностью. — Вы, несомненно, об этом знаете, мэтр.