Eurocon 2008 (2). Спасти чужого - [42]

— Знаю, — кивнул Арибальд. — Но люди придумывают эльфам-мужчинам имена, оканчивающиеся на «эль», совсем не поэтому. Йэнналэ, Фейна, б о льшая половина людей невежественнее, чем мы в состоянии представить! Ни о каком Ариэле они слыхом не слыхивали! Это какая-то темная особенность человеческой психики, дорогая. Возможно, даже наследственная. Что еще тебе показалось странным или необычным, а?

Эльфийка подумала и осторожно предположила:

— Пожалуй, можно счесть необычным то, что Айвен принял вас за полукровку. Я знаю, глупые слухи о возможности кровосмешения между эльфами и людьми очень популярны. Среди людей популярны, я имею в виду. Но все же Айвен — человек образованный, пусть он не биолог, а радиофизик, однако все равно должен прекрасно понимать, что подобное невозможно! Что млекопитающие-приматы и членистоногие-сейдхе, невзирая на чисто внешнее сходство, настолько далеки друг от друга морфологически и метаболически, что ни о каком кровосмешении и речи идти не может. По-моему, это самый заметный логический прокол в сегодняшнем сеансе, мэтр. Ну и второй, помельче: он несколько раз называл эльфов пауками. Членистоногие и паукообразные также…

— Пауки, — перебил девушку Арибальд. — Н-да. Наверное, главным полуэльфом люди считают своего дурацкого Спайдермена. Какое счастье, что Айвен нарек меня всего лишь Ариэлем — персонаж их древнего фольклора куда симпатичнее! Кстати, Фейна, прекрати называть меня мэтром. Я еще понимаю при венценосных особах, но здесь, в клинике… Зачем?

— Это обычная вежливость, Ари, — сказала эльфийка и улыбнулась.

«Кажется, я ему нравлюсь», — подумала она, но так и не смогла с ходу решить — рада этому или нет.

— Вот! Так гораздо лучше!

Арибальд поколдовал над пультом, извлек из считывателя кристалл с мнемозаписью и упрятал его в нагрудный карман.

— Время к обеду, — сказал он. — Куда пойдем? Может быть, сегодня в «Лаваэсти»? Не всплескивай руками, Фейна, я знаю, что там дорого. Я приглашаю. И расслабься ты, я вовсе не намерен тебя охмурять. Мне просто приятно общество молодой и неглупой женщины, с которой доводится вместе работать. А приглашение на обед совсем не обязательно должно заканчиваться постелью.

Фейнамиэль немного смутилась, но мэтр Арибальд говорил так просто и естественно, что ему истово хотелось верить.

— Я согласна на «Лаваэсти», Ари, — сказала она. — Надеюсь, поход туда не слишком вас разорит.

Арибальд рассмеялся, запрокинув голову, и отворил дверь пультовой.

— Прошу!

За полупрозрачной стеной человек по имени Айвен неподвижно лежал на больничной койке, покрытой синим байковым одеялом.

Арибальд и правда не думал приставать к напарнице, хотя она была молода и симпатична. У мэтра и без Фейны хватало подруг, это раз. А второе, и главное, — Арибальд всерьез любил свою работу. Настолько любил, что увлекался каждым необычным случаем, забывал о времени и окружающем мире и не мог думать ни о чем, пока очередная логическая головоломка не оказывалась решенной. И он бился за каждый заблудший разум в деле будущего возрождения человеческой расы.

Людей действительно следовало спасать.

Миры-миражи, в которые по прихоти одурманенного мозга погружались опустившиеся люди (из тех, кто еще не умер от передозировки), завораживали Арибальда. В этих мирах если и существовала логика, была она настолько чуждой и непонятной, что не вдруг удавалось ее обнаружить. Эта извращенная логика требовала раскрепостить интеллект, избавиться от наросшей коросты привычек и убеждений и рвануть в иллюзорный мир случайных ассоциативных последовательностей. Арибальд относился к жизни как к игре, а лучшими играми считал игры чистого разума.

В «Лаваэсти» было, как всегда, хорошо и уютно, ну а к здешней кухне и напиткам не сумел бы придраться и самый капризный гурман. Невидимый исполнитель пел с придыханием: «Вольному — воля, спасенному — боль». Следовало признать: Фейнамиэль имела все основания полагать, что мэтр решил за ней приударить, раз сюда пригласил. Однако подозрения ее быстро развеялись — он даже за обедом говорил о работе. И продолжал донимать спутницу расспросами.

— Ты догадалась, как возникла цепочка «эльфы — пауки — матка»? При всей кажущейся нелогичности?

Фейнамиэль уже размышляла об этом. Цепочка и впрямь была странная: матки бывают у пчел или муравьев, но уж никак не пауков. Среди пауков вообще нет общественных видов.

— Нет, мэтр.

— Ты снова называешь меня мэтром!

— Простите… Ари.

Арибальд вздохнул и некоторое время самозабвенно любовался на просвет жидкостью в бокале. Потом поставил бокал на скатерть.

— Над пациентом не один раз наклонялась медсестра, эльфийка. А санитары и наблюдатели стояли поодаль, у дверей или за спинкой кровати. Именно поэтому склонившаяся почти к самому лицу Айвена эльфийка казалась ему огромной, куда больше мужчин, оставшихся на периферии зрения!

«А ведь правда! — подумала Фейна, восхитившись простоте объяснения. — Это начальный образ-кадр, а дальше включается воображение, начинают наслаиваться прежние мысли и впечатления, гулять ассоциации, выстраиваться неожиданные цепочки…»

— Вот так-то… — Арибальд снова умолк, вперившись в бокал, который недавно рассматривал, только теперь руки его были сложены на столешнице, а бокал стоял рядом. Молчал Арибальд примерно минуту. Что сейчас творилось в сознании мэтра, невозможно было угадать.