Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса - [144]
«Взгляните-ка сюда! — Мистер Рукасл указал мне на щель между досками. — Красавчик, а?»
В просвете я различила два горящих глаза и чьи-то неясные очертания.
«Не пугайтесь, — рассмеялся мой наниматель, заметив, как я вздрогнула. — Это всего лишь мой Карло, мастиф. Я называю его моим, но на самом деле старина Толлер, мой прислужник, — единственный, кому под силу с ним справиться. Мы кормим этого зверюгу раз в день — и то не досыта, чтобы он всегда рвался к добыче. По ночам Толлер спускает пса с цепи, и да поможет Бог тому, в кого он вонзит клыки. Ради всего святого, если жизнь вам хоть сколько-нибудь дорога, ни за что не переступайте порог ночью».
Предостережение было не напрасным. На третью ночь я случайно выглянула из окна спальни часа в два. Стояла чудесная лунная ночь, и лужайка перед домом серебрилась так ярко, словно ее заливал солнечный свет. Я замерла у окна, восхищаясь умиротворенной красотой пейзажа, как вдруг мне почудилось, будто в тени медных буков что-то шевелится. Когда это «что-то» появилось на лужайке, я увидела огромного пса — величиной с теленка, рыжевато-коричневой масти, с отвислым подгрудком, черной мордой и крупными выпирающими мослами. Пес неспешно пересек лужайку и скрылся во тьме напротив дома. При виде этого чудовищного стража сердце у меня оледенело; думаю, никакой ночной грабитель не нагнал бы на меня такого ужаса.
А теперь должна вам рассказать об одном странном случае. Я, как вы знаете, остригла волосы в Лондоне и, свернув их кольцом, поместила на дно чемодана. Однажды вечером, уложив ребенка спать, я занялась осмотром мебели у себя в комнате, чтобы разобраться со своими немногими пожитками. Два верхних ящика старого комода пустовали, а нижний оказался запертым на замок. Верхние ящики я заполнила бельем до отказа, но кое-какие вещи остались без места, и мне сделалось досадно, что третий ящик бесполезен. Я решила, что он, вероятно, заперт просто по недосмотру, вынула связку ключей и попробовала его открыть. Первый же ключ подошел, и я смогла этот ящик выдвинуть. Там оказался только один предмет, но в жизни не угадаете какой. Мои собственные волосы, свернутые кольцом!
Я взяла их в руки и тщательно рассмотрела. Тот же оттенок, та же густота. Однако меня осенила мысль, что моими эти волосы быть никак не могут. С какой стати им очутиться в запертом ящике комода? Дрожащими руками я распахнула чемодан и перевернула в нем все: мои волосы лежали на дне. Я сравнила оба кольца: поверьте, они ничем друг от друга не отличались. Разве это не удивительно? Вконец озадаченная, я не знала, что и подумать. Вернула чужие волосы на прежнее место — и ни словом не обмолвилась Рукаслам об этом происшествии, испытывая чувство вины за то, что открыла запертый ими ящик.
Как вы, возможно, заметили, мистер Холмс, я от природы наблюдательна и вскоре мысленно нарисовала у себя в голове план всего дома. Одно крыло здания было, судя по всему, нежилым. Дверь, которая туда ведет, находится как раз напротив комнат, где живут Толлеры, и ее всегда держат на замке. Впрочем, однажды, поднимаясь по лестнице, я застала мистера Рукасла выходящим из этой двери с ключами в руке. Он был разительно не похож на того галантного весельчака, каким я привыкла его видеть. Щеки мистера Рукасла пылали, брови были гневно сдвинуты, на висках набухли вены. Он повернул в замке ключ и молча заторопился вниз, даже не глянув в мою сторону.
Во мне разгорелось любопытство, и, гуляя по парку с моим подопечным, я направилась в ту сторону, куда выходили окна заинтересовавшей меня части дома. Из четырех окон, расположенных в ряд, три были покрыты слоем грязи, а четвертое загорожено ставнями. Никаких признаков жизни за ними не наблюдалось. Я расхаживала взад и вперед по дорожке, изредка на эти окна поглядывая, и тут передо мной вырос мистер Рукасл — по-прежнему бодрый и жизнерадостный.
«Ради бога, не сочтите меня грубияном, моя милая юная леди, — заговорил он, — если при встрече я вас не поприветствовал. Занят был по самое горло».
Заверив его, что ничуть не обижена, я сказала:
«Кстати, вон там, наверху, у вас, по-моему, пустует несколько комнат, а одно из окон закрыто ставнями».
Мистера Рукасла, как мне показалось, мое замечание удивило и даже слегка встревожило.
«Я, среди прочего, увлекаюсь фотографией, — пустился он в объяснения. — Вот и устроил там лабораторию, куда не проникает свет. Бог ты мой, до чего же зоркая юная леди нам попалась! Кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать?»
Тон у мистера Рукасла был шутливый, но его глаза смотрели строго и сурово. В них читались подозрительность и раздражение — все, что угодно, только не шутливость.
Так вот, мистер Холмс, едва только я поняла, что на эти комнаты для меня наложен запрет, я загорелась желанием туда проникнуть. Не из простого любопытства, хотя примешивалось и оно. Мною двигало чувство долга: я не сомневалась, что если туда проберусь, то тем самым совершу добрый поступок. Говорят, будто женщины руководствуются интуицией: наверное, интуиция и внушила мне это чувство. Так или иначе, без нее не обошлось, и с тех пор я жила только ожиданием, когда подвернется удобный случай перешагнуть через запретный порог.
