Этрусская химера - [39]

Настало семь часов, однако никаких признаков появления Лейка я так и не обнаружила, и вскоре легкий ветерок принялся ворошить туман. Вместо того чтобы рассеяться, он сделался еще гуще, так как с рассветом к нему присоединился и туман из долины. Вскоре поле моего зрения ограничилось несколькими футами вокруг меня. Оливковые деревья, которые я четко видела буквально за несколько мгновений до этого, превратились в повисшие надо мной тени. Звуки сделались глухими, стало невозможно понять, с какого направления они исходят.

Меня охватило чувство нереальности происходящего, я словно бы оказалась в потустороннем мире, полном чуждых мне и злобных существ.

Наконец мне показалось, что я слышу шаги, однако уверенности я не испытывала. Потом я услышала голоса, негромкие, нашептывающие, однако не могла поручиться в том, что это не ветер нашептывает в кипарисах и не первые птицы перекликаются в их ветвях.

Минуту другую спустя можно было уже не сомневаться — рядом со мной кто-то находился. Поскользнулась чья-то нога, негромкий кашель нарушил тишину.

— Ее здесь нет, — послышался голос. Кажется, я разобрала именно эти слова.

— Она будет здесь, — ответил ему другой голос.

— Тогда подождем, — отозвался первый. Наступило полнейшее молчание. Я сидела на сырой земле, не зная, подавать ли мне голос или подождать до тех пор, пока рассеется туман и я смогу увидеть, с кем имею дело. И вдруг словно захлопали крылья, и кто-то крикнул. Может быть, птица? Или пораженный ужасом человек? Я не знала этого.

Я просто не могла оставаться на этом месте ни минуты. Я встала, и, не думая о том, сколько шума произвожу, направилась назад к дороге. Я могла видеть лишь на несколько футов перед собой и даже не соображала, спускаюсь ли по склону или поднимаюсь вверх. Я все твердила себе, что благодаря поворотам рано или поздно выйду к дороге. И уже решив, что достигла безопасности, я вдруг снова увидела перед собой Танеллу. Туман клубился вокруг камней, и сооружение, еще несколько минут назад казавшееся мне примечательным архитектурным памятником, вдруг сделалось холодным и грозным. На какую-то секунду мне показалось, что я вижу мужчину в нижней части холма, шедшего спиной ко мне, однако фигура его — если она не пригрезилась мне — немедленно растворилась в тумане.

Танелла вернула мне присутствие духа, и я повернула вверх по склону — подальше от мужчины, которого я то ли заметила, то ли нет. Передо мной лежало нечто похожее на тропу, и я пошла по ней, стараясь вглядываться вперед. Скоро на тропе появился бугорок. Всего через секунду-другую стало ясно, что бугорок этот образован человеческим телом, что тело это принадлежит Пьеру Леклерку и что он мертв и удушен гарротой. Проволока еще оставалась на горле. Не замечая пути, я прошла остававшиеся до дороги несколько ярдов, расцарапанная и испуганная, села в машину и бежала с места событий.

Уже спускаясь, я заметила впереди полицейскую машину, сверкавшую синими огнями. Взволнованная, я принялась размышлять, не стоит ли остановить ее и рассказать о Леклерке. К счастью, мне не пришлось этого делать. Огибая следующий поворот, я заметила, что этот автомобиль остановился возле начала тропы, уходящей к Танелле, и выбравшиеся из него два карабинера направились вверх по склону.

Я вернулась в отель, уложила вещи, расплатилась и отправилась дальше — на сей раз уже в Кортону. И теперь я оставила только номер своего сотового телефона на автоответчике у Антонио.

Глава восьмая Кортона

Укрытое капюшоном от дождя лицо на мгновение заглянуло в окошко остерии, и темная фигура оправилась дальше по булыжной мостовой крохотной улочки. Отойдя на несколько ярдов, она проверила дверь дома, потом обернулась к началу улицы. Под моим внимательным взором она вновь повернулась направо, потом еще раз направо, нырнула в церковь, откуда появилась спустя пару минут, и вновь повторила в обратном направлении весь путь до остерии.

— Привет, Лола, — проговорила я. — У тебя осталась одна моя вещь, которую мне бы хотелось получить обратно.

Она вздрогнула и повернулась, чтобы бежать, однако я перекрыла ее путь к отступлению.

— Подобные вещи тебе ни к чему, — сказала она, явным образом решив, что лучшая защита — наступление. — Возможно, я не разбираюсь в древностях столь же хорошо, как это делаешь ты, но могу поручиться, что гидрия подлинная. Не знаю, как ты приобрела ее, но позволь усомниться в том, что это произошло законным путем, пусть ты и сочинила для меня сказочку о студенте-художнике. Я видала, как ты глядела на нее… все время глядела. Это этрусская вещь, и ей место в музее, а не в руках собирателя.

— Лола, — сказала я. — Поверь, тебе незачем связываться с этой гидрией. Это опасно. Если ты предоставишь мне…

— Люди обвиняют томбароли, — сказала она. — Но это всего лишь бедные крестьяне. Если бы подобную добычу нельзя было продать, они не стали бы заниматься подобным делом. Кто же это говорил, что истинными грабителями древностей являются коллекционеры?

— Рикардо Элиа, — ответила я. — Послушай, Лола…

— Я бы сказала, что он мог бы выразиться и поточнее, если бы назвал виновными не только коллекционеров, но и таких дельцов, как ты! Людей, которые покупают сокровища или даже крадут их, а потом тайком вывозят из страны…