Этрусская химера - [38]

— Нет, — ответила я. — Увы, нет. Я думала, что она вернулась в свой номер. Я не знала, что она выписалась из отеля, она ничего не сказала мне об этом. Мы и познакомились-то только этим утром.

Короткий полисмен заглянул в шкаф, потом подошел к двери ванной и распахнул ее. Заглянув внутрь, он не стал входить туда.

— Простите за беспокойство, — сказал он наконец и все трое вышли из номера. Я уже рассчитывала услышать, как кто-нибудь из них попросит меня сообщить им, если я увижу ее, но они не стала этого делать. Закрыв дверь, я подождала, пока шаги их не удалятся, а потом приоткрыла щелочку, чтобы убедиться в том, что полиция ушла, и надежно заперев дверь, ринулась в ванную.

— Все в порядке, Лола, — произнесла я негромко. — Они ушли.

Ответом мне было молчание. Я отодвинула занавеску душа. Лолы там не было. Я заглянула за дверь. И только по прошествии, наверно, минуты сумела понять, что окно не заперто, но прикрыто. Отворив его, я поглядела на пожарную лестницу. Лола не обнаружилась и там. В переулке внизу никого не было, оттуда доносилась лишь мерная дробь дождя и звуки движения автомобилей по расположенной слева улице.

— Если дело только в деньгах, — сказала я самым тихим голосом. — Я могу одолжить вам некоторую сумму, чтобы вы могли заплатить по гостиничному счету.

Ответа не было. Оставалось только предположить, что Лола бежала. Еще минута потребовалась мне, чтобы сообразить, что с ней исчезла и гидрия с химерой.

* * *

В какое-то мгновение нашей разогретой вином взаимной откровенности, Лола сообщила мне, что Кортона была ареной крупной битвы между двумя непримиримыми врагами, легионами Рима и войсками карфагенского полководца Ганнибала, который, стремясь отомстить за ранее понесенное его семейством поражение, совершил невозможное и напал на Рим с севера, перейдя Альпы в середине зимы.

Умный стратег, Ганнибал, устроил для римского войска засаду под Фламинием — ранним утром, когда, как часто бывает, густой туман укрывал подножие холма, на котором стояла Кортона. Затерявшиеся в тумане римляне запаниковали, часть их изрубили воины Ганнибала и населявшие Кортону этруски, ради такой оказии спустившиеся со своей горы. Остальные в растерянности бежали, но только для того, чтобы утонуть в расположенном неподалеку Тразименском озере.

Теперь я в точности знаю, что именно ощущали римляне. Я оставила отель в угольной тьме и выползла на дорогу между Ареццо и Кортоной. В то утро дорогу также укрывал густой туман, и время от времени из него выглядывали фары встречных автомобилей, всякий раз пугая меня. Я прозевала поворот к городу, и мне пришлось совершать обратный разворот, мероприятие, не совсем безопасное даже в самую лучшую погоду, а в подобной обстановке просто самоубийственное: я едва сумела уклониться от столкновения с красной спортивной машиной, следовавшей в обратном направлении.

Когда машина моя направилась по холму вверх к городу, туман рассеялся лишь отчасти. Знак, указывающий на Танелла ди Питагора, я опять едва не проскочила, но успела вовремя заметить его. Осторожная и чуточку испуганная безлюдьем, я все-таки доехала до следующего разворота и только потом оставила автомобиль на обочине.

Я вернулась к знаку, указывающему на археологическую достопримечательность, и по тропке направилась вверх по склону, стараясь двигаться по возможности спокойно и бесшумно. Было темно, еще не рассвело, но небо уже начинало светлеть. Танелла, странной формы арочное каменное сооружение, устроилось на просторном каменном фундаменте сбоку холма — в окружении кипарисов, под охраной забора. Ворота были заперты, возле них располагался звонок для вызова смотрителя, однако никого не было видно.

Я обогнула ограду, чтобы скрыться от глаз тех, кто мог бы подниматься по склону холма. Как и предсказывала Лола, скоро я обнаружила место, где забор отходил от земли, и лицо, наделенное умеренной гибкостью, могло пролезть под ним к гробнице. Я преднамеренно оказалась здесь на несколько минут раньше, чем следовало бы, и отыскала для себя уголок — увы, излишне сырой — откуда можно было незамеченной — как я надеялась — следить за окрестностями, и устроилась ждать. Я постаралась забыть о собственном положении. Всю ночь я провела в мыслях о Лоле, о вазе и о том, что именно скажу Лейку, когда он попросит предъявить ее.

— Где она? — это был один из многочисленных вопросов, на которые у меня не было ответа. Начнем с того, каким именно образом ваза попала в мою комнату? Может быть, ее доставил в отель и поместил в мою комнату персонал? После исчезновения Лолы я спустилась вниз, чтобы навести справки, однако дневного швейцара уже не было, и появиться на работе он должен был только спустя пару дней. Это сделал Антонио? Но зачем? Да и вообще, как мог он попасть в номер? Последним, кто располагал ею, был неприятный мне Пьер Леклерк, не знаю, как его звали на самом деле. Если гидрия была нужна Лейку и Антонио располагал ею, почему он просто не передал вещь своему патрону? Потом, какую именно роль во всех событиях играла Лола? Воспользовалась ли она представившейся возможностью унести гидрию, понимая при своих познаниях в этрусском искусстве, что имеет дело с реальной вещью, невзирая на мою смешную выдумку о студенте-художнике, или же более или менее активно вовлечена в цепь событий?