Этот прекрасный мир - [61]

Или следующие глубокие мысли Эдварда Уэдсворта: «Мы меняемся с возрастом, но без изменений мы мертвы… Искусство эволюционирует вместе с человеческой расой… Художники этой страны вносят – время от времени – свой вклад в идеографию живописи Запада, и они будут продолжать это делать, если соединят свое мастерство с более универсальной точкой зрения на то, что хотят выразить».

Мне кажется, в этих высказываниях проявляется своего рода специально культивируемая придурковатость. Любого, удостоенного общения с британцами, это не удивляет. Как говорит мой друг Лоуренс Даррел: «Они перепутали внутреннюю борьбу с внешней. И затирают пудрой открытую язву». Собственно говоря, им даже не нужно заходить так далеко: достаточно притвориться, что язвы не существует. Причина, по которой в Британии не появилось ни одного художника, поэта или музыканта с громким именем, кроется в том, что со времен елизаветинской эпохи здесь все ходят с шорами на глазах. Они создают «нереальность», прямую противоположность «сюрреальности», как один из этих художников выразился. Вполне также возможно, что усилие, приложенное к созданию Шекспира, – по-видимому, главное достижение британского гения, – оказалось настолько чрезмерным, что на долю других художников, пришедших после него, не осталось ни крошки. И даже Шекспир, самый великий из всех, в общем-то особой оригинальностью не блистал.

Учтивый, покровительственный тон, с которым Пол Нэш признает у британцев недостаток оригинальности, также кажется мне типично британским. «Тот род искусства, которым занимаются члены „Подразделения 1“, – жизнерадостно утверждает он, – несомненно объясняется его происхождением; подобия ему можно обнаружить во многих сегодняшних странах, что, однако, не является доводом в пользу их недооценки». Если это не причина недооценки, то тогда мне хотелось бы знать достоинства. Подобное заявление мог бы сделать один из британских дипломатов, известных, как мы все знаем, искусством говорить ни о чем. Подобного же рода туман обнаруживается и во «Введении» Герберта Рида к книге «Сюрреализм». Вынужденный каким-то образом все же упомянуть в нем Уиндема Льюиса, вот как он его к своему повествованию присовокупляет: «Чтобы показать хоть какие-то признаки возрождения, английским пластическим искусствам пришлось ожидать влияния со стороны Пикассо. За последние двадцать лет у нас появилось нескольких потенциально великих художников – Уиндем Льюис один из них, – но все они страдают от гибельной формы индивидуализма. Английский грех всегда состоял в эксцентричности (sic!), в которой я, однако, не усматриваю недостатка общественного согласия». Что означает последняя фраза, я понятия не имею. Но прекрасно осознаю, что именно хотел сказать автор формулировкой «потенциально великими художниками», то есть художниками, у которых оборвали бутоны художества. С другой стороны, почему английские пластические искусства должны были ждать появления Пикассо, чтобы обрести новое вдохновение, совсем мне неясно. По какой причине? Потому что они его ожидали? Во всяком случае, при помощи непристойной ловкости рук автора Уиндем Льюис, единственный значительный английский художник, за исключением Д. Г. Лоуренса, порожденный Британией в течение нескольких поколений, легкомысленно отодвинут на задний план. Вполне очевидно, что Уиндем Льюис не моден, что он предпочитает, как всегда, оставаться Врагом. Уже это, по моему мнению, говорит в его пользу. Потому что когда бы ни появлялся в английском обществе талантливый художник, его тут же признавали Врагом № 1. Включая самого великого Шекспира! Возможно, это утешительно для пигмеев, которые сплотились вместе, веря в то, что надлежащее понимание марксистской диалектики вкупе с фрейдистским натиском решит их старую проблему, но я боюсь, они обречены на горькое разочарование. Чтобы породить настоящее искусство, Англии следует пройти через радикальную трансформацию. Возможно даже, ей придется поменять климат! Или подождать еще лет пятьсот, чтобы заполучить вдохновение. Остается вопрос, откуда почерпнул его сам Пикассо?

* * *

Вряд ли что-нибудь столь же стимулирует меня, как теории и произведения сюрреалистов. Я повторяю «вряд ли что-нибудь», потому что хочу добавить к ним кое-что столь же стимулирующее. Китай, например, и все ассоциируемое с этим понятием; произведения Отто Ранка и Минковского, поэта шизофрении, Кайзерлинга, да, графа Германа Кайзерлинга; язык и идеи Эли Фора; и, конечно, Д. Г. Лоуренса, Ницше и Достоевского. Даже Эмерсона и Рембо, даже Гёте. И, в не меньшей мере, Льюиса Кэрролла.

Если, как утверждает где-то Гёте, – «только плодотворное верно», – тогда во всех этих людях, которые мной поименованы, и в самой идее Китая должна заключаться истина. Но истина – везде и во всем. Бесполезно искать истину, как бесполезно искать красоту или власть. Так же как бесполезно искать Бога и Красоту. Все они являются сами без всяких, с нашей стороны, поисков. Борьба идет не за них, а гораздо глубже. Она идет за синхронизацию потенциального бытия с действительным, за плодотворную связь между человеком вчерашним и человеком завтрашним. Это болезненный, но неизбежный процесс роста. Мы либо растем, либо умираем, и умереть заживо в тысячу раз хуже, чем «Освободиться от шелухи сует»