Этот мальчик - [14]

А я сижу всё время дома в тепле, потому ничего не знаю, ничего не могу, и голова даже не работает.

Чувствую, постепенно замерзаю. Тут я вспомнил, что есть на свете жаркие страны, где никогда не бывает холодно. Представил себе такое и будто теплее стало.

В жарких странах, я читал, и звери живут необыкновенные. Не то что здесь — одни кошки да собаки. Там бегемоты живут, крокодилы и другие разные звери.

Вот жил бы среди необыкновенных зверей, и сам, может, был бы необыкновенным. И что мне крокодилы? Мне и крокодилы были бы нипочём.

Одни крокодилы лезут в голову, а больше ничего не лезет. От холода, наверно. Вот привязались, вот втемяшились.

Подходит как будто ко мне крокодил и говорит человеческим голосом:

— Смотри-ка, совсем замёрз, весь посинел, дрожишь. Простудишься.

— Ну уж нет, — говорю. — Пускай другие простужаются. У меня есть задача поважней. Мне совсем не холодно, а жарко, если на то пошло.

Ходил, ходил по улицам, незаметно как-то домой пришёл.

Всю ночь мечтал о необыкновенном, которое сбылось.

Утром возле своей кровати я увидел отца, мать, бабушку и доктора в белом халате.

— Ну вот, наконец он открыл глаза, — сказала мама. — Как ты себя чувствуешь?

— Всё в порядке, — говорю.

— Ничего себе в порядке: всю ночь бредил от жара. Мы не могли тебя разбудить. Думали, ты вовсе не проснёшься. Доктор, что же делать?

— Придётся лежать. Очень сильно ребёнок простудился.

— Я не простудился! — закричал я.

— Тише, тише, — сказал отец. — Что с тобой?

— Потому что я не простудился! — опять крикнул я.

— Опять бредит, — сказала мама.

— Ничего, поправится. Он парень сильный, — сказала доктор.

«Хорошо, что не надо вставать, как всем нормальным людям», — подумал я и уснул. Мне снились полёты, я не хотел открывать глаза, так мне это нравилось.

Когда мне надоело всё время спать, пришёл папа и стал со мной беседовать.

— Как же это тебя угораздило так здорово простудиться. Первый раз в жизни ты заболел.

— Я не от простуды заболел, — твердил я.

— Отчего же?

— Оттого что я нормальный, обыкновенный человек и мне ужасно скучно.

— Что ты ерунду городишь, опять бред какой-то. Хотя… погоди, ты всё время кричал во сне, что ты хочешь быть необыкновенным мальчиком. Каким же ты хочешь быть?

— Да, я хочу быть необыкновенным. — И я громко заплакал.

— Опять с ребёнком истерика, — сказал папа.

— Это не истерика! — заплакал я ещё громче. — Я правда хочу.

— Да ты совсем ослабел. Успокойся, малыш, успокойся. Это не легко. Чего тебе да и нам всем стоит. Зачем тебе это, малыш?

— Надо! — сказал я сквозь слёзы.

— Ладно, — сказал папа. — Что-нибудь мы с тобой обязательно придумаем. Даю тебе честное слово. — Он вытер мне слёзы своим платком.

Что же папа необыкновенное придумает — интересно?

А пока он ещё не придумал, я сижу на стуле и тоже думаю: что мне делать?

Ничего не придумывается.

Я ещё сильнее думаю, раскачиваюсь на стуле так, что стул трещит и шатается. Но делать мне всё равно нечего.

Когда папа с работы пришёл, я его сразу спросил:

— Ну, что ты придумал?

— Ты о чём? — спросил папа.

— Ты же вчера обещал что-нибудь необыкновенное придумать.

— Ах, вот оно что! Обязательно сегодня, что ли, надо? Я между прочим, с работы…

— А ты что, целый год, что ли, будешь думать?

— Есть ещё время. Куда торопиться?

Ох и расстроился я после этого.

Он думает долго, а мне ждать неохота!

От досады я стал так раскачиваться на стуле, что стул развалился и я на пол грохнулся.

Вскочил. Собрал части стула и в сторонку отодвинул, никто не увидит. Когда все уйдут, возьму и сам починю.

Вот будет у меня дело.

Они ушли, а я один остался.

Смотрю в окно: вон они идут, бабушка с кошёлкой и моя собака Пташка. Пташка рядом с бабушкой бежит, на дом оглядывается, наверно, хочет мне лапой помахать.

Небо синее. Облака. Солнце светит, и деревья качаются. Кругом летают воробьи и к нам на подоконник садятся.

Хорошо на улице.

Но мне надо стул починить, который я сломал вчера. Пока никто об этом не знает. Здорово я думал, так что стул не выдержал, развалился.

Сначала в кухню пошёл. Открыл холодильник, там еда разная. Надо подкрепиться.

Я взял хлеб. Отрезал кусочек и солью посыпал. Попробовал. Вкусно. Но ещё чего-то хочется.

Я взял из холодильника яйцо и сварил его.

Я ел хлеб с маслом, с яйцом и солью. Очень вкусно. Но ещё чего-то хочется.

Варенья с хлебом поел. Ещё чего-то хочется.

Пить хочется. Вот молоко — молока попил. Киселя попробовал. Воды захотелось.

Налил из крана в стакан воды. Выпил воду — наконец наелся!

Правильно бабушка говорит: хлеб самая вкусная еда, а вовсе не пирожные. С хлебом всё можно есть. Без хлеба было бы хуже.

Ушёл из кухни. Взял молоток и гвозди.

Я вколачиваю в стул побольше гвоздей, чтобы он крепче держался и больше никогда не разваливался.

Готово. Можно спокойно кому хочешь садиться и сидеть. Ни за что не сломается.

Ещё один гвоздь в стену вбиваю. Свой портрет на него повешу. Фотографию. Чтобы все видели, какой я толковый человек.

Убрал молоток.

Сел на свой стул.

Так. Всё в порядке. Никто не может сказать, что в доме некому гвоздя забить.

Смотрю на свой портрет.

Хороший, между прочим, портрет получился.

Улыбающийся!

Так, значит. Всё в порядке. А дальше мне что делать? Сижу на стуле и быстро соображаю. Одного дома оставили, ушли…