Это все психосоматика! Как симптомы попадают из головы в тело и что делать, чтобы вылечиться - [39]
У таких навязчивых мыслей есть одна характерная черта: их невозможно выбросить из головы, хотя они абсолютно не приближают вас к цели и вы совсем не хотите их думать.
Все дело в интенсивности. Некоторые люди застревают на какой-то теме и со всей одержимостью вцепляются в цепочку своих мыслей. Здесь главное то, насколько сильно снедает человека эта одержимость и как долго она продолжается. В самых экстремальных формах мысли могут принимать явно выраженный «магический» смысл. Тогда человеку представляется, будто они могут причинить кому-то вред. Или в голове крутится, например, мысль: «Что будет, если я случайно нанесу увечья другому человеку…» Очень важно понимать, что все это происходит несмотря на то, что (на сознательном уровне) человек этого совсем не хочет.
Отчего нас мысли терзают
У навязчивых мыслей может быть много причин. Распространена модель, объясняющая это состояние внутренним конфликтом между яростью и запретом на проявление этого чувства. Порыв стукнуть кулаком по столу (или ударить кого-то, осадить, поставить на место и прочее) купируется. Но остается круговорот мыслей, иногда, возможно, агрессивные фантазии.
Двигательная энергия агрессии преобразуется в самоупреки, нерешительность, бесплодные мысли. Таким образом нейтрализуется прежде всего наш страх перед собственной яростью, что дает нам приятную разгрузку: самое главное – удалось избежать опасной стычки.
Склонность к навязчивости часто развивается во время анальной фазы со второго по третий год жизни, когда в ребенке набирает силу тенденция к автономии (он уже может самостоятельно передвигаться и получает контроль над мочевым пузырем и кишечником), и между родителями и их отпрыском разыгрывается соперничество за власть. Если родители детей за эти тенденции наказывают, то дети вынуждены подавлять свои импульсы.
Мысленными построениями и внутренней логикой канализируется[21] то, что изначально было эмоцией или побуждением, которые мы, исходя из жизненного опыта, посчитали опасными. Так, раздражение на невыносимого начальника оборачивается круговоротом мыслей на тему: стоит ли мне уволиться или лучше не надо. В психосоматике мы называем это явление «смещением».
Смещение – это защитный механизм. Когда нам кажется, что непосредственный получатель (в данном примере – начальник) недосягаем для нашей эмоции (раздражения, ярости, гнева), собственный порыв нас пугает, и мы избегаем проявлять свою ярость, то психика для снятия напряжения ищет себе другую цель.
Случай из практики: навязчивость
Мой пациент Мирко – довольно замкнутый молодой человек. В ходе диагностических бесед выяснилось, что он рос с аккуратной до педантичности матерью, которая очень заботилась о чистоте. Отец Мирко вскоре после его рождения ушел из семьи; он, вероятно, больше не мог выносить вечную критику жены по поводу беспорядка и небрежности. У Мирко выбора не было. Он жил с матерью, не задавая вопросов.
Когда Мирко вступил в свои первые партнерские отношения, у него неожиданно начались сильные проявления тяги к навязчивым действиям, и он понятия не имел, откуда это взялось. Бывало, что, прежде чем выйти из дома, он так долго проверял, закрыты ли окна и выключена ли плита, что потом ему приходилось отменять встречу со своим другом. Причем тяга усиливалась главным образом тогда, когда молодые люди планировали романтическую встречу или же когда в их отношениях намечался какой-то важный шаг, и это очень обременяло их связь.
С точки зрения психодинамики у Мирко невроз навязчивых состояний (обсессивно-компульсивное расстройство) с навязчивым контролированием и, как обнаружилось позднее, навязчивые мысли: если он за чем-то недосмотрит или допустит ошибку, то случится беда и дело может закончиться, например, пожаром. Когда Мирко предпринимал попытки ослабить свой контроль, появлялись сильные страхи, что очень типично для его состояния.
Причина в том, что пациент, проживавший с настолько строгой матерью, был лишен возможности проявлять импульсы к получению удовольствия, сексуальные и, кстати, агрессивные побуждения. В итоге он недополучил необходимый опыт. Мать всегда была начеку, и стоило Мирко в возрасте двух, трех или четырех лет испытать искушение расширить свои границы и попробовать что-то новое, как она требовала соблюдения установленных правил.
Теперь, когда во взрослом возрасте его подпирали потребности в новом сексуальном опыте или в гедонических ощущениях, Мирко приходилось отказываться от них, потому что они грозили потерей контроля, как рисовала ему фантазия, и представляли собой угрозу для его психического равновесия («Ведь раньше я жил без этого»). Все имеет свою цену, и Мирко приходилось расплачиваться бессознательным избеганием опасных для себя желаний с помощью симптомов навязчивости и «переигрывать», скрывать свои побуждения. Так, у него по-прежнему оставалась иллюзия, что с некоторыми вопросами он вообще не имеет дела («Какой степени близости я бы хотел?»). Вместе с тем его навязчивые состояния нередко заставляли его испытывать чувство стыда.
