Это все о Боге. История мусульманина, атеиста, иудея, христианина - [31]
«Мои мысли — не ваши мысли, не ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших», — говорит Исайя[35]. С самого начала сотворения, когда тьма окутывала землю, когда непроницаемые завесы и облака окружали ее и ассоциировались с присутствием Бога, и вплоть до тайны спасения, о которой сказано в Новом Завете, Библия в целом подразумевает сокрытие Бога. Даже ее последняя книга, Откровение, скрывает гораздо больше, чем открывает.
«Истинно Ты — Бог Сокровенный», — говорит пророк[36]. Большинство людей привыкло воспринимать религию как путешествие за ответами. Как и я. Слишком скоро кульминацией моего первого страстного романа с Богом стал завет крещения; стремление управлять моими впечатлениями о Боге побудило меня рассматривать религию как способ управления собственной жизнью. Мастерство, упорядоченность и власть приобрели значение. Я научился восхищаться евангелистами, которые с уверенностью рассуждали о Боге. Один из евангелистов (то есть тот, кто приносит «евангелион» — это греческое слово означает благую весть) начал публичное выступление, достав из кармана стопку карточек с вопросами, которые прислали ему накануне. Не переставая быть человеком, он принялся отвечать на эти вопросы с уверенностью человека, в совершенстве овладевшего предметом. Затем он раскритиковал наши вопросы перед остальными, жаждущими определенности. За ответами последовала проповедь, состоящая из неопровержимых доводов, имеющих отношение к любви Бога, и задушевный рассказ о скреплении сделки.
Вернувшись в большой город после службы в армии, я, переполненный надеждами, водил своих давних друзей на евангельские собрания. Сейчас, вспоминая об этом, я не могу понять, на что я рассчитывал. Неужели на то, что мои друзья скажут: «Ого, ты и вправду познал Бога. Это же так очевидно! Я тоже хочу на все иметь ответы!» Но такую реакцию я слышал крайне редко, если слышал вообще. Один честный друг поделился со мной: «Чего–то здесь не хватает. А где борьба, где боль, где желание, где страсть? У твоих проповедников на все готов ответ, но ветер, поднятый святым духом, им и волоска не шевельнет! Как ты мог влюбиться в такое!» И я понял, что в такое не влюблялся. Я полюбил Возлюбленного.
Нам, религиозным людям, нравится делать Бога очевидным. Но Бог остается сокрытым.
Как тайный возлюбленный.
В отношениях с тайным возлюбленным, если они продолжаются всю жизнь — и особенно в этом случае — тайна встроена в то, что о нем открыто. А затем наступает момент, когда поиски все новых и новых сведений о том, кого мы любим, не просто оказываются недостаточными, но и вводят в заблуждение. То, что сокрыто о нем, так же важно, как то, что известно, и лишь реальные взаимоотношения помогают поддерживать гармонию известного и неизвестного. И то и другое становится частью откровения, так действует любовь.
Святой Фома Аквинский писал:
Я сказал Богу: «Позволь мне любить тебя».
И Он ответил: «Которую часть?»
«Всего тебя, всего», — сказал я.
«Дорогой, — произнес Бог, — ты как мышонок,
желающий оплодотворить тигрицу»[37].
Специалист по религиям Карен Армстронг рассказывает о древнем индийском ритуале, поучительном для тех, кто ищет ответы. Два священника вступают в состязание. Один из них пытается дать Брахману, высшей реальности, определение в виде загадки. Его противник отвечает тем же, в столь же уклончивом и поэтичном стиле. Диалог продолжается, пока один из участников не повергнет второго в молчание. В этом молчании, когда уже не остается невысказанных слов, присутствует Брахман.
Мистики в иудейской, христианской и мусульманской традициях учат нас, что Бог — тот, о ком нельзя даже говорить и, следовательно, надо узнавать Его в молчании. Вот почему, например, у мусульман нет религиозных украшений в местах поклонения. Только пространство. И люди. Под Богом. Вот почему молчание — одна из распространенных реакций на Бога в Библии, нашедшая отражение в квакерских традициях поклонения.
Слова раскрывают, но вместе с тем затуманивают.
Словами мы пытаемся удержать Бога. Молчанием Бог удерживает нас.
Бог — неизреченная тайна.
Тем не менее пророк Исайя продолжает: «Как дождь и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю и делает ее способною рождать и произращать, чтоб она давала себя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест, так и слово Мое, которое исходит из уст Моих»[38]. Как небеса далеки от земли, так и Бог. В то же время, как дождь и снег пропитывают землю, так и Бог. Бог настолько не похож на нас, что мы никогда не постигнем Его, и настолько близок к нам, что мы никогда не избегнем Бога.
В книге «Как (не) говорить о Боге» Питер Роллинз в сжатом виде излагает эту вековую мудрость: «Тот, о ком мы не можем говорить — это Тот, о ком и к кому мы никогда не должны переставать говорить»[39]. Что если мы имеем дело не с отсутствием, а с гиперприсутствием Бога, ошеломляющим и наш опыт, и наш язык? Что если Бог для нас является тайной именно потому, что Его присутствие ослепляет нас? Что если тайна заложена в откровение Божье, и чем больше откровение, которое мы получаем, тем больше тайна, которую мы узнаем? Роллинз спрашивает: а если вместо ограничений ввиду отсутствия Бога мы замкнуты накоротко избыточностью присутствия Бога?
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.