Это внутри. Рецидив - [90]

пускай меня замели пески, пусть под ногами дрожит земля,

не отнимай от меня руки, не отрекайся, держи меня.

И до тех пор, пока ты со мной, пока ты веришь в меня еще,

и на губах твоих моря соль, кусает ветер поверхность щек,

а сердце гулко стучит в груди, и твой румянец затмил зарю,

иди за мной, лишь за мной иди.

Ищи.

Я тоже тебя ищу.

Джио Россо

— Мисс Фокс? Там Люк привез какого-то парня с Бронкса. На нем ожоги, вероятно, пострадал в беспорядках в восточном районе или от взрыва на берегу.

— И что? — подняла бровь Лорейн.

Она недавно вернулась в офис, горло саднило от того, сколько пришлось орать, помогая утихомиривать людей у обрушенного въезда в тоннель Бруклин-Бэттери, где ночью, судя по всему, развлекались «избранные».

Дилан вздохнула, но, несмотря на раздраженный тон начальницы, рискнула продолжить.

— Он отказался от больницы, кричит, что это срочно и он будет говорить лишь с вами. С Лорейн Фокс.

Лорейн нахмурилась. Ее имя было не настолько известно, чтобы его мог назвать случайный человек.

Парень в запорошенной пылью и гарью одежде сидел на багажнике патрульной машины, при виде Лорейн поднялся и откинул с лица растрепанные каштановые волосы.

— Лорейн это ты?

Она молча показала удостоверение и сложила руки на груди, ожидая продолжения.

— Привет. Меня зовут Уилл Гловер.

Через четверть часа Лорейн срочно собрала всех в переговорной. Военные, местные шерифы, командиры спасательных бригад и работники Бюро… В комнате было нечем дышать. Уильям Гловер повторял все то, что ранее кратко передал Лорейн, отвечал на вопросы, кривясь, как от зубной боли, когда кто-то резко высказывал мнение об участии самого Гловера во всем этом… Потом, после, морщился, пока парамедик отделял куски ткани от ожога и перевязывал ему руку, зашивал рану на шее. И сидел, устало привалившись к стене, в ожидании начала операции. Лорейн приказала одному из агентов не спускать с него глаз и взять с собой — увидев Гловера, боевики поймут, что их сдали, и станут сговорчивее.

Он назвал семь предположительных точек хранения сыворотки и четыре полигона, где также могли скрываться как главари мафии, так и кейсы с голубым хаосом, заключенным в стеклянные трубочки. После объяснений Уильяма представление о сыворотке кардинально изменилось. Теперь она перестала казаться совершенным оружием, попавшим не в те руки, превратившись в яд — как для окружающих, так и для тех, кто ее применял. Последние данные подтверждали это: «фонящих» трупов находили все больше. Гловер говорил, что не стоит гоняться за теми, кто колол себе «волну»: оставшись без нее, они очень скоро умрут сами. Даже если у кого-то сохранится запас, «избранный» протянет на нем не больше двух недель.

Отряды разъехались по точкам, но основные силы были направлены к Восточному Гарлему. Лорейн старалась сосредоточиться на работе, не думать о том, что ей могут позвонить в любой момент и сообщить, что нашли в одной из этих локаций Дэвиса… Или его тело.

Гловеру кто-то принес гамбургер из забегаловки. Поев, он немного пришел в себя, а умывшись, перестал выглядеть, как откопанный в завале труп. Возможно, роль сыграла общая атмосфера предельного напряжения и буквально разлитого в воздухе адреналина, но Гловер вскоре обнаглел настолько, что даже поинтересовался, не скостит ли всемогущая агент Фокс ему срок за столь ощутимую пользу для следствия. Лорейн подняла бровь и ответила, что уж Уильяму-то должно быть очевидно: любому всемогуществу есть предел.

— Кстати, откуда ты узнал мое имя? — спросила она, уже садясь в машину.

Гловер сел рядом, захлопнул дверь и покусал губы.

— Там был один… Птаха держал его в нижнем складе, под небоскребом. То ли друг, то ли враг — хрен разберешь.

Ногти Лорейн впились в ладони.

— Как… как он выглядел?

— Такой высокий, белый, — пожал плечом Уильям.

— Он в порядке? — резко выдохнула Фокс.

Гловер невесело усмехнулся и покачал головой.

— Не думаю… Он сразу поперся прямо туда, к Птахе. Не захотел меня слушать.

— О Господи, — Лорейн закрыла лицо руками. — Идиот…

— Я сказал ему то же самое, — вздохнул Уилл.

* * *

Перед глазами решетка. Впивается в кожу, врастает в нее. Пленник отступает, оставляя на металле клоки шкуры и кровяные разводы. Отступает, чтобы броситься вновь, зная, что это бесполезно. Зная: стальные прутья уже оставили споры и те проросли, изгибаются в его венах, текут с кровью, к сердцу. Зная, что обречен.

Джереми хорошо понимал, что сейчас чувствует Энди — он в свое время успел напиться этой горечи сполна. Если Янг не конченый кретин, он в курсе — его игра проиграна. А даже если и не в курсе, то должен ощущать неумолимо сжимающееся кольцо охотников, чуять животным инстинктом загнанного зверя. А зверь в западне всегда смертельно опасен.

День звенел ярким осенним солнцем, в абсолютном безветрии разносился надрывный вой пожарных сирен. Неподалеку кто-то звонко смеялся, хлопали петарды — наверняка старшеклассники вовсю пользовались свободой от школы. Они, конечно, не осознавали опасности, и поэтому считали себя храбрецами… Некоторые прохожие испуганно жались к стенам, ища глазами источник громких звуков, готовые забиться в любую щель в поисках спасения. Другие продолжали идти, провожая равнодушными взглядами очередную полицейскую машину, переступая через осколки очередной разбитой витрины. Останавливались у лавки зеленщика, аккуратно клали овощи в бумажные пакеты.